Случилось так, что утром, как только мы ушли в кузню, к нам в дом постучались братья Вихора и попросили мою матушку оказать ему помощь. К матушке иногда прибегали дети, наступившие босой ногой на какую-нибудь ядовитую тварь, тогда матушка изготавливала месиво из муки и мякоти кактуса, промывала кактусовой водой рану, делала надрез, помещала туда месиво и заматывала чистыми полосами тряпья. Отроком я однажды наблюдал за этим действом, но плохо переносил вид крови, поэтому всякий следующий раз избегал этого зрелища, а меня самого судьба уберегла от знакомства с укусами обитателей песков. Иногда – обычно наутро – укушенный уже не мог дойти самостоятельно, тогда за матушкой приходили дети, чтобы отвести в дом к больному. Но в этот раз повреждения были немного другого рода.

Вернувшаяся с перевязок матушка поведала отцу о вчерашнем происшествии у ворот города, тогда он и провёл со мной разговор, дав понять, что мне сейчас стоит полностью сосредоточиться на работе, оставив как тренировки, так и мысли о чём-то кроме обучения в академии.

Двое дождей я провёл в кузне, делая перерыв только на еду и сон. Отец в основном занимался шлифовкой и подгонкой рукоятей, заказанных отдельно у мастера резки по кости, а также иногда пытался поправить баланс, утяжеляя эфес. Не все клинки были одинаковыми: некоторые получались тоньше и длиннее других, некоторые короче и более выгнутыми – я не знал, какие понравятся больше, да к тому же решил, что торговцам будет на руку разнообразие товара.

К означенному сроку у нас было готово ровно тридцать клинков, а матушка, хоть я и убеждал её в отсутствии необходимости в этом, изготовила для каждого кожаный пояс с широкой петлёй. Я был уверен, что для такого особенного клинка каждый будущий владелец будет заказывать мастеру кожи ремень по себе, однако торговцы, напротив, были довольны тем, что таким образом покупатель мог сразу после покупки водрузить клинок себе на пояс. Видимо, отец запросил хорошую цену, потому что торговцы подолгу осматривали каждый клинок, и, не найдя внешних изъянов, два из них в итоге покупать не стали: самый короткий и широкий, и тот, который был выгнут слишком странным образом: круто изгибался почти у середины, а дальше снова продолжался практически прямым.

Я нисколько не разочаровался этому, впоследствии обрезав второй и немного обточив первый, так что получил два клинка с прекрасными рукоятями, которые мог прятать за обшлага сапог. Отец же был доволен вырученными деньгами, объяснив, что их хватит, чтобы оплатить курс обучения в академии, приобрести мне приличную одежду, рассчитаться с мастером резки по кости и закупиться новым железом. Я предложил изготовить из всех остатков ещё клинков, чтобы в моё отсутствие отец имел возможность торговать ими, и все оставшиеся до отлёта дни провёл в кузне, иногда лишь отлучаясь на визиты к портному. За всё это время Веснушка в кузне не появилась.

Когда от большой охоты отделял всего один дождь, мы отправились в академию. Отец заранее договорился об отлёте, и нас вызвался проводить один из опытных погонщиков, славившийся своими познаниями песков. Никогда прежде не летавший так далеко, к концу путешествия я чувствовал себя довольно прискорбно, ноги мои затекли, и я, пытаясь слезть с винглинга, рухнул в пыль на потеху привратникам. Это нисколько не испортило моего настроения – я был в предвкушении от предстоящего удивительного, уже издалека на подлёте разглядев необычные постройки на территории академии – к тому же в голос засмеялся только один из стражников, другие же только улыбались во весь рот, что могло обидеть разве что какую-нибудь сопливую девчонку. Я поднял приветственно руку и стал отряхивать пыль с одежды.

Сопровождавший нас погонщик повёл винглингов в сторону ночлега, выстроенного за пределами территории, очевидно, специально для провожающих, отец же двумя крепкими ударами сбил пыль с моего бока и с тюком с моей одеждой на плече решительно зашагал к академии. Один из привратников показал на ближайшее здание и объяснил, что новобранцев ждут именно там.

Прямо за зданием высилась корабельная мачта, и я терялся в догадках, неужели же там вырыта яма для целого корабля. Меня удивляло, как много, должно быть, пришлось привлечь лучших мастеров по дереву, чтобы они вырезали узоры на массивных дверях, украсили завитушками окна и сделали множество одинаковых фигур, поселившихся под самой крышей.

Прямо за дверями нас ждала широкая лестница, уходящая вверх до противоположной стены здания, в которой разноцветными стёклами сияло окно, почти упиравшееся в потолок и сравнимое шириной с самой лестницей. Пока мы, разглядывая работу мастеров, не меньше внимания уделивших и внутренней отделке, медленно поднимались на второй уровень, скрип ступеней разносился по всему зданию, смолкая только где-то далеко в глубине. У окна нам пришлось развернуться, чтобы продолжить подъём по ступеням, встретивших нас с обеих сторон от главной лестницы, меньшим, но едва ли менее скромным, чем она сама.

Нашему взору открылась огромная комната во всю ширину и, вероятно, длину здания, заполненную, насколько я мог видеть одними шкафами. Шкафы стояли у стен и ровными рядами между ними и были заполнены чем-то, окрашенным в полосы разных цветов.

Прямо перед нами у противоположного окна стояло несколько сдвинутых друг с другом столов, за которыми сидели люди в синих с чёрным одеждах, двое продолжали тихо о чём-то спорить, обратив взоры на нас с отцом, третий же поприветствовал нас и жестом пригласил подойти. Спросив у меня имя, имя моего отца и откуда мы прибыли, он обмакнул заточенную палочку в стекляшку с тёмной жидкостью и стал выводить что-то на широкой бумаге, смятой посередине, а другой человек подозвал к себе отца, и тот стал расплачиваться с ним, доставая мешочки с деньгами.