Шрифт:
— Живой еще, — сказал Сеня.
Фургон медленно покатил по неровной дороге, и я почувствовал все неудобства от путешествия в ящике.
— Зачем такой ящик нужен? — спросил я.
— Для контрабанды, — сказала Ирка. — Они давно провозят контрабанду. Но мы смогли внедриться в эту цепочку только недавно.
Фургон не спеша, подскакивая на выбоинах и покачиваясь на грубых железных рессорах, катился по дороге.
Я смотрел в узкую щель, как раз под моим правым глазом. Видна была проселочная дорога, поросшая между колеями редкой травой. Пыль, поднимавшаяся от колес фургона, попадала в щель, и приходилось жмуриться, чтобы не засорить глаза.
— Скажи, — спросил я, поворачивая голову к Ирке, — а как вы узнали, что именно завтра прилетит инспекция?
— Узнали, — туманно сказала Ирка.
Но тут я услышал голос ползуна, знаниям которого я все более удивлялся.
— Вы, люди, — большие хитрецы, — сказал он скрипучим голосом. — Маркиза улетает в Галактический центр. Сийнико сказал, чтобы она была готова сегодня.
— Помолчи! — огрызнулась вдруг Ирка. — Это Тима не касается.
И я понял, что она ревнует. Нет, я был ни при чем, но Ирка считала себя уродливой из-за выбитых зубов и шрама на лице. Ей, наверное, тоже хотелось бы полететь в Галактический центр и сделать себя красивой. Но ей никто этого не предлагал. Так я понял ее тон.
— А почему Сийнико посылает ее? Разве других людей посылали?
— Посылали, — коротко ответила Ирка.
— Она полетит на космическом корабле? — спросил Арсений.
— Если Маркиза должна быть готова, значит, прилетит корабль из Галактического центра, — сказал ползун.
— Эй! — услышали мы голос возницы. — Помолчите. Скоро пункт проверки.
Трясти стало не меньше, но иначе. В щель были видны округлые булыжники — фургон выехал на мостовую. Послышались неотчетливые голоса. Возница прикрикнул на лошадей, я представил, как он натягивает вожжи. Я люблю лошадей — в шкале гладиаторов я надеялся стать хорошим рыцарем и получить коня, а до того всегда вызывался поработать на конюшне, убирать за лошадьми, чистить их, кормить. И лошади ко мне хорошо относились — лошади чувствуют людей.
Фургон остановился.
— Что везешь? — услышал я грубый голос.
— Смотрите.
Фургон чуть качнулся. Я догадался, что возница соскочил с козел. Прямо над нами ржаво заскрипели петли — раскрылись дверцы в фургон.
Фургон снова закачался. Над моей головой доски чуть прогибались — там ходил человек, который двигал ящики, рылся в картофеле, расшвыривал кочаны капусты…
— Вы там поосторожнее, — сказал возница, стоявший за фургоном, — мне все в магазин сдавать.
— Ты только поговори у меня! — пригрозил грубый голос.
Но, видно, осмотр его удовлетворил. Он вылез из фургона.
— Два кочана — много, — сказал возница. — Вы один кочан возьмите.
— Не разговаривать! — рассердился обладатель грубого голоса. — А ну, поехал! Умные все стали — кочан не возьми, тыкву не бери, картошку не трожь. А у меня трое! Чем кормить будешь!
— Все, — сказал возница. — Успокоились. Разошлись.
Я почувствовал, как он лезет на козлы.
— Ннно! — прикрикнул он на лошадей.
Фургон покатился по булыжной мостовой.
— Вот здорово, — сказал Сенечка, — а то у меня нос зачесался, чтобы чихнуть.
— Теперь чихай, — сказал я. — Теперь можно.
— А теперь не хочется, — сказал Арсений.
Мы ехали еще полчаса. Фургон поднялся в горку, потом резво покатился вниз, и возница осаживал лошадей. Булыжник сменился брусчаткой, и стало меньше трясти. Порой слышались голоса, звук колес встречных экипажей. Наконец фургон свернул с большой улицы на узкую, немощеную. Он развернулся и чуть подал назад. В ящике стало темнее.
Фургон окончательно остановился, возница соскочил с облучка и распахнул двери фургона, потом — крышку ящика.
Помогая друг другу, мы с трудом выползли наружу.
Ползун был резвее прочих и первым вывалился на землю. Возница, видно, забыл, как выглядит один из пассажиров, отшатнулся и выругался.
— Такой большой, а боится, — сказал с осуждением Сеня, который забыл, как боялся ползуна.
Фургон стоял задом к открытым дверям склада или сарая.
— А теперь отдыхайте, — сказал возница.
Он с облегчением улыбнулся.
— Я боялся, — сказал он, — что кто-то из вас чихнет или зашевелится. На заставе они лютые — если хоть какое подозрение, стреляют без сомнения. У нас некоторые погибли.
— Кто погиб? — спросил я.
— Кто контрабандой балуется.
Возница вытащил из кармана пригоршню монет и банкнот.
— Это вам, — сказал он. — Если проголодаетесь, можете погулять по городу. Тут, на улице Белых роз, есть кафе, недорогое, а кормят вкусно. Так что пообедайте.