— Вы спать будете? — осторожно спросила я, опасаясь очередной вспышки гнева Кэля.

— Допустим, а что? — хмыкнул Дживас. — Интересуешься, яойно мы будем спать или по-дружески?

— Совсем плохой? — выпучила я на него глаза.

— Ну так с Ватой ты уже Мэлло «свела» в своем «творчестве», — съязвил геймер.

— Я не яойщица, — тяжело вздохнула я. — А яой пишу только по заявкам. К тому же, у меня самой есть лучшая подруга — так что, у нас с ней юри, что ли? Что за бред?

— Тогда нечего всякую хрень про меня писать! — возмутился Кэль.

— Слушай, не вопи, — поморщилась я. — Тот рассказ меня попросили написать, потому там и рейтинг НЦ-17. А про вас с Мэттом, — я поморщилась, — я тоже писала. Но рейтинг там всегда был низкий, и никаких сцен там не было. А все потому, что я просто не вижу вас как пару. Как лучших друзей — да. Но не более. Только если читатель просит, я пишу яой. А особенно, если просит Юля. Правда, она просила исключительно Лайт/L. Разобрались?

— Разобрались, — ответил Дживас все еще недовольным тоном. А я рискнула попросить его о важном:

— Майл, если не трудно, можешь курить на лестнице? Или хотя бы проветри перед сном, ладно? — я уже не знала, как мне с ними разговаривать, а потому, забив на все, вернулась к своей вечной апатии. — А то у меня горло перехватывает от табака.

Он пожал плечами, что сложно было расценивать как ответ, и я ушла к себе. Сил не осталось. Хотелось зарыться в подушку носом, увидеть во сне тетю в боа из лисы и устроить ей камикорос. Хотя какая «божественная кара» подействует на шинигами? Риторический вопрос. Я плюхнулась на кровать, свернулась клубочком и натянула одеяло до самых ушей. L продолжал работать на компьютере, даже не глядя на меня, и то, что он печатал в темноте, довольствуясь лишь светом от монитора, безумно радовало.

— Спокойной ночи, L, — пробормотала я. Ответа, ясен фиг, не последовало — не царское это дело, холопам сладких снов желать. А то желания у царей казенные — отчитываться перед боярами придется… С такими мыслями я погрузилась в глубокий крепкий сон. Ну а что? Побольше понервничаешь — покрепче поспишь. Если вообще заснуть сумеешь…

Проснулась я почему-то рано, в семь утра. Обычно я люблю поспать, но этим утром мне не спалось — словно нехорошее предчувствие распинало, в надежде на мою понятливость… А что, я понятливая — я встала и поспешила узнать у все еще что-то печатавшего на компе L, не произошло ли чего ночью. Оказалось, произошло. Пока я дрыхла, как Спящая Красавица в окружении гномов, два гнома успели поскандалить, а точнее, Ниар и Мэлло разругались вдрызг. Ниар к подобному был не склонен и по большей части молчал, но Мэлло, который просто был зол на весь мир (или, вернее сказать, на все миры) и жаждал крови и воплей, добился их. Правда, все же обошлось без крови, но он вдоволь наорался на апатично строившего из книг башню Ривера. «Вот гаденыш, — зло подумала я. — Просила ведь его не строить из книг ничего!»

— Спасибо, Рю, — кивнула я.

— Что за сокращение? — уточнил L традиционно-апатичным тоном, в котором все же улавливались нотки недовольства.

— Ну, мне нравится тебя «L» звать, а Рюзаки — слишком длинно. К тому же, это японское имя, а ты европеец. Несостыковочка.

— Тогда зови L, — смилостивился Царь. — Это лучше, чем «Рю».

— А то, — хихикнула я и, довольная первой победой, ломанулась умываться.

Судя по тишине, остальные еще дрыхли без задних ног, а значит, у меня было преимущество. Я приняла душ, переоделась в черные брюки и белую блузку и поспешила на кухню — готовить завтрак. Одарив сладким чаем Его Сияющее Сиятельство, не соизволившее оторвать царственную пятую точку, пардон, царственные пятки (сидел-то L на корточках) от кресла, я напекла блинов, поджарила фарш, сообразила какую-то сладкую байду из творога, сметаны и сахара и, поставив все это на стол вместе с красной икрой, ломанулась в зал. Белая макушка торчала из-под серого одеяла, больше от Ниара ни кусочка не наблюдалось. Я бы умилилась над тем, что он спит как котенок, свернувшись в клубочек, если бы не одно «но»! Эта мерзопакость опять построила башню из отцовских раритетных и антикварных книг! Вчера я бы устроила скандал, но за ночь я успокоилась и смирилась с неизбежным — мне с этими троглодитами жить, а значит, надо искать консенсус. Выгнать-то всегда успею…

Я быстро, стараясь не разбудить эту белую гадость, расставила книги по полкам, после чего, довольная плодами трудов своих, негромко сказала:

— Найт, вставай, уже утро.

Мне никто не ответил. Он не привык к звуку собственного имени?

— Ниар, утро на дворе. Подъем!

Ноль реакции — кило презрения. Он там не помер?

— Ривер! Подъем! — я повысила голос с шепота до вполне себе обычных дневных интонаций. И снова ни ответа, ни привета. Серьезно, он там не скопытился ненароком?..

— Вата! — рявкнула я. — А ну, живо поднял задницу с дивана!

О, подействовало! Ниар завозился, выпутываясь из-под одеяла, и… затих. Он ведь и не выпутывался вовсе — напротив, он лишь сильнее в это самое одеяло завернулся. Вот нахал! «Она сказала мне „нахал”, а я ей ручкой помахал», — подумала я и стянула с Ваты одеяло. Он таки переоделся в папины шмотки после душа, и теперь его худющие ноги-спички торчали из широченных бермуд, а тощее анорексичное тело было надежно спрятано в огроменной футболке. «Его в этой одежке не найти — он в ней заблудился», — мысленно съехидничала я и подумала, что Вате можно пижаму не покупать — пусть услаждает мой взор сим «великолепием». А что, надо же мне хоть иногда смеяться? А то с этими психами, пардон, гениями, я и сама скоро психом (к сожалению, именно психом) стану.

Ниар поморщился от холода и попытался нащупать одеяло.

— Хол, холодно, — пробормотал он во сне.

О! Я так и знала! Это она сделала из тебя копию Расиэля, обделенную эмоциями, да, принц недоделанный?

— Подъем, Ниар! — скомандовала я и потрясла парня за плечо. Дверь напротив хлопнула, но я даже не посмотрела, кто оттуда вырулил — мне было не до того. Ниар разлепил глаза и, увидев, кто его разбудил, чуть не застонал от разочарования. Ну, по крайней мере, он свои гляделки закатил с таким мученическим видом, что я подумала: апатия ему присуща явно не всегда. А уж спросонок он и вовсе сама эмоциональность по сравнению с вечером.