— Да как-то, если честно, когда меня «клинит», мне не хочется ничего, кроме…

— Кроме?

— Да, причинить боль, но не ради неё самой, — вздохнула я, не зная, как это объяснить. — Понимаешь… мир становится алым. И я хочу отомстить. Это всё.

— Значит, боль не так важна… — призадумался жнец, а затем ехидно так захихикал и протянул: — Ты в эти моменты выплёскиваешь обиду за все свои невзгоды и раздражение на всех, кто тебя унижал. И получается, что ты не только «караешь» их за то, что они сделали, но и добавляешь проценты за поступки других. Словно срываешься за всё, на всех и изо всех сил! А ведь по сути, если бы не эта неконтролируемая ярость, ты могла бы «наказывать» их куда более справедливо. А так получается, что они наказаны не только за свой проступок. Тебе ведь сложно остановиться, и нет гарантии, что в следующий раз «наказание» не станет излишне жестоким. Что ты не перейдёшь границы, тобой же и установленные.

Я поёжилась. Он был прав, во всём прав, но… я не знала, как от этого избавиться. Это было просто невозможно… Я всегда стараюсь себя контролировать, но в результате всё сводится лишь к тому, что, избив нападавших, я заставляю себя встать и уйти до того момента, как их травмы станут излишне опасными. Я с детства ввязывалась в драки, и тогда меня оттаскивали — я не могла заставить себя перестать бить врага до тех пор, пока ярость не уляжется. А затем стала ловить себя на том, что в определённый момент, когда гнев начинает ослабевать, могу встать и уйти. Не сделать удары менее сильными, а именно встать и уйти. И это помогало… им. Не мне. Потому что ярость продолжала клокотать и успокаивалась лишь через некоторое время. И вот в такие моменты пересекаться с кем-либо было крайне опасно — любое неосторожное слово могло вывести меня из себя снова. И если обычно я большую часть язвительных слов в свой адрес пропускала мимо ушей (хотя это было очень тяжело), то в такие периоды приходилось сражаться с самой собой, чтобы не дать в челюсть очередному зубоскалу, смеющемуся над моим внешним видом или поведением…

— И как мне это сделать? — с тяжёлым вздохом спросила я и продолжила собирать обрывки карт.

— Я помогу, — хитро протянул Гробовщик, а я всё же решила спросить о том, что не давало мне покоя:

— А тебе это зачем? Какая выгода?

— Правильно мыслишь! — рассмеялся, а точнее, захихикал жнец. — Я не из любви к «ближнему» это делаю. Просто я давно изучаю вопросы жизни и смерти, но изучить их, не познав сущность человека, практически невозможно. Как создаётся Плёнка, на которой запечатлевается вся жизнь человека? Почему одни кадры ярче, другие смазаны, а третьи словно выцвели? Как влияют эмоции на Плёнку? Как события влияют на эмоции? Как характер человека влияет на качество записи? На эти вопросы сложно найти ответ, если не общаться с живым человеком. А если я с тобой пообщаюсь, проведу парочку своих экспериментов, то, когда ты умрёшь, смогу просмотреть их влияние на Плёнку. Я уже достиг потрясающих результатов в воссоздании и воспроизведении Плёнки, с последующим её вживлением в мёртвое тело, но пределов совершенству нет! А значит, надо попытаться зайти с другой стороны.

— Ты научился оживлять людей? — да быть того не может. Он же из них зомби делал, судя по манге, безвольных трупов… Неужели он сумел достичь желаемого?

— В какой-то мере, — протянул Гробовщик загадочно, и стало ясно, что на большее рассчитывать не стоит. Ну и ладно, обойдусь.

— А как ты увидишь мою Плёнку? Убьёшь после того, как вопрос с Инной будет решён? — меня это даже не расстраивает. Наверное…

— Нет, зачем же? — хихикнул жнец и погрозил мне чёрным когтем. — Нам нельзя убивать тех, чей срок ещё не пришёл! Твоя жизнь для меня как вспышка — пройдёт, я и не замечу. А затем просмотрю Плёнку в архивах жнецов.

— Хитро придумано.

— Не очень — вполне банально.

Спорить я не стала — ну мало ли, для него это и впрямь банально? Гораздо полезнее было бы убрать карты, чем я и занялась. А вот Гробовщик начал выдавать мне ценные указания в виде упражнений, которые я должна буду делать, чтобы научиться сдерживаться. Под конец же он сказал, что если я не поверю в себя, ничего не выйдет, а обуздать гнев до самого конца, чтобы он и не появлялся, вообще невозможно, потому главное — научиться его контролировать, а мне это по силам. Я не знала, смогу ли научиться этому, но решила поверить — не в себя, а в то, что Гробовщик знает, о чём говорит, и его методы окажутся эффективными. Ведь верить в других мне всегда было легче, чем в себя. Другие — они знают, чего хотят, знают, как этого добиться, а я… Я себя не понимаю. Никогда не понимала. И моё «я» уплывает от меня, выскальзывает, как песок сквозь пальцы… Именно потому я и уважаю людей, точно знающих, чего хотят от жизни, понимающих самих себя. Я восхищаюсь ими. Но не могу стать на них похожей. А потому остаётся лишь смотреть издалека и надеяться, что когда-нибудь я смогу хоть немного понять саму себя. Правда, с каждым годом таких надежд всё меньше…

Наконец Величайший закончил инструктаж и предложил мне прогуляться — подышать свежим воздухом, а заодно потренироваться: он будет меня раздражать, а я должна пытаться держать себя в руках. Я согласилась — как будто могло быть иначе! — и вскоре мы уже брели по вечерним, ещё светлым улицам. Сумерки не желали подкрадываться к городу и упорно бродили по окраинам, но воздух стал заметно прохладнее. Жнец заводил разговоры о моём прошлом, а я всеми силами пыталась удержаться от очередного срыва, но, когда он заговорил о том, почему мои родители выслали меня из города, я всё же сорвалась, а затем долго извинялась, на что Гробовщик лишь смеялся — его забавляли мои слова о том, что я, якобы, могла причинить ему боль. А ещё его смешили озадаченные лица прохожих, которые сначала глазели на картину «девушка избивает несопротивляющегося мужчину», а затем — «девушка извиняется перед недавно избитым ею мужчиной, а тот над этим лишь смеётся». Добавьте наш необычный внешний вид, и получите глобальное недоумение на лицах мимо проходящих любопытных Варвар, которым порой и впрямь стоит оторвать нос — двое парней снимали всю эту сцену на видео. Я поморщилась, понимая, что теперь это видео, скорее всего, появится в интернете, а значит, в институте мне потом опять проходу не дадут, но идти отбирать мобильный не собиралась. Будь я в нормальном состоянии, сразу бы кинулась к парням с требованием удалить запись, но только не сейчас — после срыва на меня накатили апатия и усталость, а ещё безразличие. Впрочем, не мне одной деятельность этих видеолюбителей пришлась не по душе. Гробовщик, отсмеявшись, вдруг поймал меня за подбородок и заявил, глядя мне в глаза из-под длинной пепельной чёлки:

— Смотри, как надо наказывать не в меру любопытных смертных, не впадая в крайности и гнев.

Я улыбнулась, предвкушая интересное зрелище, а Величайший развернулся на каблуках и быстрым шагом направился к уже прекратившим съёмку парням, взахлеб обсуждавшим увиденное и спешившим прочь от места своей видео-карьеры. А может, прочь от нас — «ненормальных» людей в «странной» одежде с «неадекватным» поведением. Ведь охотник очень быстро может стать жертвой, особенно если ружьё у него — для фотоохоты… Это закон жизни. И он сработал.

Гробовщик догнал парней и, положив руки им на плечи, протянул:

— Мальчики, вам не кажется, что подглядывать нехорошо?

Парни, лет семнадцати на вид, видимо, решили, что вдвоём они — сила, а потому обернулись и начали выпендриваться, заявляя: «Те чё надо, псих? Давно не получал?» Наивные… А хотя нет, глупые. Как говорится, «два дебила — это сила, нет мозгов, зато красиво», хотя какая уж тут красота: тоненькие волосатые ножки-спички, торчавшие из-под бермуд (одни зелёные, другие оранжевые), прикрытое майкой из сетки доходяжное тело того, кто был в зелёных бермудах, и затянутое в облегающую синюю футболку с пошлой надписью на английском, не менее доходяжное, но с выпирающим брюшком тельце второго (а бермуды-то оранжевые дополняли синюю футболку, Зайцев был бы счастлив или сошёл с ума — в зависимости от настроения). А ещё у этих граждан красовались прыщи и «эстетическая небритость» на щеках, вкупе с сальными короткими волосами, так что о красоте речь не шла. Как и о логическом мышлении — ведь гласит «народная мудрость», что с «психами» лучше не связываться, а они, назвав Гробовщика именно психом, решили на него же и наехать. Зря.