Шрифт:
— Нет, даже и не пробовала, — отмахнулась Динка и поморщилась. — Садо-мазо — не моё. Я люблю связывания.
— Н-да? — изврат. Чистой воды изврат. — И что клёвого в лишении человека свободы?
— Ну, ему хорошо оттого, что он во власти своего Топа, а Топу хорошо, потому что бондаж — это искусство, и, создавая обвязку, он занимается творчеством. Да и почувствовать власть над чужой жизнью тоже приятно.
— Дурдом, — пробормотала я и смачно шандарахнула себя ладонью по лбу. Что-то мне уже даже всё равно, чем там Динка занималась — хоть пытками, хоть извращениями. Это какой-то бред, и мне в него лучше не лезть…
— Значит, ты в БДСМ-сообществе состоишь? — попытался примириться с реальностью мой братец-пофигист.
— Нет, что ты! — округлила глаза Динка. Откуда такое офигение, девушка? Не Вы ли только что вдохновенно об этом ужасе вещали? — Я не состою в клубе! Просто когда у меня на душе кошки скребут, мне надо развеяться, и тогда я провожу сеанс бондажа Гале — жене Влада.
— Лесбиянки захватывают мир! — простонал Сатклифф, картинно взмахнув руками.
— Тебе же лучше, мужиков свободных больше будет, — парировала я, и жнец ехидно захихикал.
— Я традиционной ориентации, — надулась Динка. — БДСМ не подразумевает обязательных интимных отношений. Чего вы сразу?
— Да нет, это Грелль, видимо, пошутил, — попытался умаслить подругу Лёха и возмущённо покосился на жнеца. Тот в ответ лишь снова рассмеялся.
— Короче, Дин, — вмешалась я в этот совершенно неконструктивный и порядком меня доставший разговор, — если услышишь от своего «друга» о взломщиках, не подавай виду, что в курсе. Себастьян с охраной побеседовал, они вряд ли сдадут нас, так что постарайся не проколоться, когда опять пойдёшь нервы успокаивать.
— Ладно, — покладисто ответила готесса, но в глазах её плясали ехидные огоньки, а усмешка была до безобразия снисходительной.
Кошмар, с кем я общаюсь? Садистка, извращенка, неадекват… Впрочем, я не лучше. И если извращенкой меня не назвать, то по остальным пунктам временами подхожу… Да и ладно, если враг не оставляет выбора, жалеть его не стоит. Пусть даже тебя за это назовут безумным садистом.
— И если снова влипнешь в неприятную историю, звони, мы обязательно поможем! — добавил мой сердобольный братец. Угу, помочь-то мы поможем, только вот она даже не подумает позвонить! И, думаю, не в самостоятельности дело — просто уж больно странные у Динки взгляды на жизнь, вроде как мы друзья, но в свою жизнь она нас не пускает.
— Ладно, — вновь даже не подумала возразить готесса, и вдруг добродушная улыбка с её губ исчезла, а в зелёных глазах появилась решимость, с которой только замки штурмом брать. — А вы больше не пытайтесь узнать что-то обо мне за моей спиной.
И даже голос у неё вдруг изменился. Холодный, звенящий, едва сдерживающий злость… Что за ерунда? Неужели у Динки раздвоение личности? Даже если и нет, она точно не в себе…
— Нет, Дина, мы о тебе не пытались и не собираемся пытаться что-то выяснить, — не менее холодно ответила я. — Информацию у Гробовщика мы узнавали, чтобы тебе помочь, а в дом полезли, потому что решили, что тебя там убивают. Если хочешь, чтобы в следующий раз мы тебя бросили на произвол судьбы в опасной ситуации, так и скажи. Если нет, мы всё равно попытаемся тебя спасти. Даже если наше поведение тебя оскорбит. Да, лезть в дом не стоило. Но, учитывая все обстоятельства, думаю, твоему знакомому было бы гораздо хуже, если бы мы вызвали полицию. О его тайном пристрастии узнали бы правоохранительные органы, а следом, вероятнее всего, и газетчики.
— Да, ему не нужно лишнее внимание, — вдруг снова став мирной, белой и пушистой, улыбнулась Динка. — Потому охрана никогда не даёт информацию о посетителях дома посторонним. Газетчики часто пытаются что-то пронюхать, но такая сенсация им в руки попасть не должна. Но я не обижаюсь за то, что вы полезли в дом… вроде, — это ещё что за добавочка? Почему «вроде»? — Мне немного неприятно, что вы у Гробовщика интересовались, куда я обычно хожу. Ведь если бы я пошла к другу, он наверняка оказал бы мне помощь.
— А откуда нам было знать, что ты к другу пошла? — хмыкнула я, и братец активно закивал. — Мы не знали, куда ты ходила — может, в парк, может, в заброшенный дом, и сидела там в одиночестве. И пока я не увидела тот особняк, как раз склонялась к версии про пустой сарай-развалюшку. Так что, мы должны были тебя, раненую, оставить истекать кровью в непонятном месте?
— Вы решили, что Гробовщик подверг бы меня опасности? — почему-то мне показалось, что на этот раз Динка разозлилась. Серьёзно так разозлилась — она даже губы поджала.
— Во-первых, он жнец, а они к судьбам смертных безразличны, — воззвала я к её разуму.
— Подтверждаю, — вмешался Грелль.
— А во-вторых, если ты и стала его ученицей, это не значит, что он будет спасать тебя ото всего подряд. Может, от смертельной опасности он и спас бы тебя, но где гарантия, что, зная о твоём ранении, он не решил бы посмотреть, сумеешь ты выкрутиться или нет? Что мешало ему поставить очередной эксперимент? Ничего. Потому что он любит ставить опыты, смеяться над чужими проблемами и ставить перед смертными трудновыполнимые задачи. Скажешь, нет?