— Дубль сто! — выдала я тайну мадридского двора. — Потому что ты не какое-то земноводное! И я б дала в глаз любому, кто б тебя так назвал. И тебе в том числе — жаль, подушка цели не достигла.

— Ты всегда друзей защищаешь? Даже в ущерб себе? — вопросил Фран, делая вид, что пропускает мои ответы мимо ушей. Спрашивается, на кой тогда вопросы задавать? Да потому, что ответы ему явно важны, хоть он и притворяется, что это не так.

— Естественно, — хмыкнула я абсолютно искренне. — А что, может быть иначе?

Парень не ответил мне и лишь вновь уставился немигающим взором мне в глаза. Он что, издевается? У нас допрос? Он хочет стать прокурором и активно тренируется? Но я молчала, потому что чувствовала, что Фран колеблется и ему эти гляделки необходимы.

— Да ладно тебе, — усмехнулась я наконец. — Я ж тебе свое общество не навязываю! Хочешь быть моим товарищем — эти двери для тебя открыты. Не хочешь — я тебя принуждать не буду.

— И помогать тоже, — съязвил Фран.

— А вот этого я не говорила, — пожала плечами я. — Мне пофиг, как ко мне относятся, главное чтоб человек не гнилой был. Ежели есть в тебе гнильца, я тебя сама пошлю, а если нет, посылай — не посылай меня, а моей поддержки не лишишься.

— Ты странная, — протянул любящий самоуничижения «Лягух».

— Еще какая! Сама удивляюсь, — хмыкнула я.

Вновь повисла тишина, а затем вдруг Фран встал и подошел к моей койке с левой стороны. Положив подушку рядом со мной, он в наглую забрался с ногами на мою койку, хорошо хоть не под одеяло, и уселся у изголовья.

— Эй, не наглей! — возмутилась я, кивая на его обувку. — Ты по земле шляешься, а потом в постель чистую с ногами лезешь! Сними тапки!

— Это ботинки, — протянул Фран. — Видимо, ты всё же забываешь пить таблетки от галлюцинаций.

— А они невкусные, — хмыкнула я. — Снимай свои «ботинки»!

— Не хочу, — выдал парниша нагло.

— Во гад, — беззлобно ответила я, привыкшая добиваться своего, и самолично стянула с него правый башмак, эпично зашвырнув его в дверь. — Мне продолжать твой стриптиз, или сам?

— Продолжать, — безразлично выдал Фран и подвинул ко мне, чуть ли не в нос мне ткнув, свою левую лыжу.

— Ну, ты вообще, — протянула я, ухмыляясь, и, стащив с парня вторую кожаную черную чешку, шмякнула ее ему на грудь. — На, держи, наслаждайся.

— Я не страдаю ретифизмом, — протянул парниша, знавший, оказывается, научное название фетишизма на обувь и прочие изделия из кожи. — В отличие от тебя.

— Если б я им страдала, я б тебе твою туфельку кожаную, Золушка моя с сорок пятым, раздвижным, ни в жизнь не отдала! — хохотнула я, опираясь об изголовье кровати.

— Значит, у тебя фетиш на лягушек, — выдал он. — Потому что больше никто с человеком в такой шапке общаться не желал.

— Разве что моя сеструха, — хмыкнула я.

Вновь повисла тишина, а затем Фран вдруг спросил:

— Ты любишь фокусы?

— Смотря какие, — протянула я. — Когда меня пугают с утра пораньше видом летящего под потолком Копперфильда Франа, я не люблю.

— А если не с утра-пораньше? — хитро вопросил этот самый Копперфильд, скидывая свою чешку на пол. Впрочем, я утрирую: вопросил он как всегда так, словно зачитывал сотую страницу Большой Советской Энциклопедии подряд. Но он всё равно хитрюга — факт!

— А вот если на трезвую голову, то обожаю, — усмехнулась я с маньячным блеском предвкушения в глазах. — Ты ведь фокусник, да?

— В какой-то мере, — утек от пояснений Фран и немного от меня отполз. Я, предчувствуя, что сейчас меня будут дурить, и зная тонну карточных фокусов, приготовилась ловить обманщика за руку — всё же манипуляторов мне удавалось поймать довольно часто. Но Фран вдруг протянул мне левую ладонь, на которой не пойми откуда — я бы вообще сказала «из воздуха», будь я Ленкой, — появился небольшой цветок. Ромашка полевая, ничего особенного, но белые лепестки были совсем свежими, словно он ее только что сорвал, и почему-то эта простенькая на вид ромашка вогнала меня в дичайшее умиление.

— Здорово как! — восхитилась я, а ромашка вдруг исчезла, причем я готова поспорить, что Фран рукой почти не шевелил — слишком давно я стала каталой, чтоб очевидное надувательство проворонить…

— Гадство, Фран! Как ты это делаешь?! — возопила я, схватив парня за руку и пытаясь закатать рукав его плотно сидевший куртёхи.

— Чудо! — выдал он безразлично, а я смачно двинула ему кулаком в лоб, правда, не больно, и, вновь откинувшись на спину, спросила:

— А еще покажешь?

— Ладно, — протянул парень и снова протянул мне левую ладонь, в которой появился колокольчик. Затем он сложил ладони лодочкой, и на правой появилась та самая ромашка, после чего он сложил ладони вместе и цветы исчезли, но стоило лишь ему снова их раскрыть, как я увидела тонкую серебристую цепочку. Фран поднял левую ладонь над правой, и цепочка начала подниматься вверх, следуя за его рукой, как кобра за дудочкой факира, а я полными восхищения и изумления глазами взирала на это чудо. Да, именно чудо. И почему-то искать ниточки и магнитики на руках иллюзиониста у меня всё желание отпало. Цепочка вытянулась на всю длину и начала вращаться вокруг собственной оси, а я прошептала: