— Что скажешь? — скептически окинув творение рук своих, вопросила я у Ямамото. Он улыбнулся, подошел ко мне со спины и тоже воззрился на плоды кулинарной мысли русичей.

— Да уж, повара и впрямь творят чудеса, — озадаченно протянул он. — Никогда бы не подумал, что из той гадости можно было приготовить такое чудо.

— Ай-яй-яй, — театрально пригорюнилась я. — Что ж ты, Ямамото-сан, так к каше неуважительно? «Гадость»… Да будет тебе известно: «Каша — матушка наша»!

— Но выглядела она жутко, — рассмеялся парень.

— Это точно, — усмехнулась я. — Ну что, сойдет за ужин особы голубых кровей?

— Еще как, — хмыкнул Ямамото. — Вопрос в том, как на вкус.

— Не хуже, — ухмыльнулась я и кивнула на сковороду. — У меня один гречаник остался — не хочешь попробовать?

— Давай, — обрадовался парень и быстренько достал из шкафа тарелки на всю нашу ораву незаконно-мафиозного мира и их несчастных надсмотрщиков в четырех лицах (Игоря-то тоже считаем, куда ж деваться?). Закинув себе в тарелку гречаник, он уселся на свое место и нагрузил на тарелку суши, я же налила и себе, и ему чай, и тоже приступила к трапезе, причем мы с мечником возопили «Итадакимас» практически синхронно. Бывает же…

Вскоре начали приползать гении мафиозного мира, и я лишь кивала им на гору суши, налепленных Такеши, кои они с удовольствием разбирали, а когда заявился Принц, я внутренне напряглась, но внешне этого ничем не показала.

— Здрасьте, — усмехнулась я, глядя на Бельфегора, усаживающегося за стол в своей неизменной курточке. — Вам как всегда «третий стол», вернее, «особый». Кушайте, не обляпайтесь, дорогой Вы наш правитель.

— Принцесса забывается, — протянул Бэл, внимательно разглядывая блюдо.

— У Принцессы крыша едет, — пожала плечами я. — Устала я. И оправдываться не буду: я же не хамлю.

— Ну-ну, — хмыкнул Гений и начал поглощать гречневую кашу, причем она ему явно понравилась — уплетал он ее с превеликим аппетитом, и даже лыбился не так уж злобно, а, скорее, с подозрением.

Я мысленно облегченно вздохнула и сделала пометочку «фокус удался», а Ямамото же, с улыбкой от уха до уха, на меня воззрился и подмигнул. Я улыбнулась в ответ и вернулась к «трапезе», а вскоре прискреблись Лена и Игорь. Маша на ужин так и не пришла, и когда сей прием пищи окончился, и я получила повеление Принца явиться к нему для прохождения дальнейшей службы, то бишь учебы, я, предварительно забрав у Такеши карты и тепло его поблагодарив, ломанулась наверх, к сестре. Да, Мария на такие вещи болезненно реагирует, и мне надо было проверить, как она себя чувствует…

Мой сеструндель обнаружился на своей койке в обнимку с ларцом, содержащим орудия протыкания нерадивых гадиков, кои осмелятся на нее покуситься. Дверца правого шкафа была утыкана семью ножами, а в руке моей сестры мелькал восьмой. Глаза ее были полны презрения и ненависти, и я поняла, что Мукуро влип по самое не балуйся: в таком состоянии я Машу видела лишь дважды, и вспоминать о последствиях мне, если честно, неохота.

— Мань, он идиот! — с порога возвестила я, закрывая за собой дверь и усаживаясь рядом с сестрой. — Конченый дебил!

— Точно, — хмыкнула Маша, и нож со свистом рассек воздух, найдя свою цель.

— Ну, Мань, забей, — «до смерти», — промелькнуло у меня в голове, но я отмахнулась от сего бреда. — Не стоит трепать себе нервы.

— Знаешь, Кать, — зло прошипела Маша, в пальцах которой вновь замелькал очередной нож, и которая воззрилась на меня как на врага народа, — если ты пришла его защищать…

— И в мыслях не было! — опешила я, а Маня резко сменила гнев на милость. Она хоть и кажется «базарной бабой», очень тонкий в душе человек и настроение окружающих чувствует отлично. Правда, зачастую пропускает его мимо ушей и всё равно делает всё так, как ее левая нога желает…

— Понимаешь, — вздохнула она и уставилась на нож в своих руках, — он мне всегда говорил, что меня должны уважать. Уважение — основа. Если нет уважения, его надо завоевать. Причем силой. Столько лет я жила этими правилами, а тут… А тут, из-за этого тупого контракта отца, я вынуждена мириться с таким вот…

Маня поджала губы.

— Оскорблением, — закончила за нее я. — Маш, вряд ли он понимал смысл сказанного. Возможно, он и знал, что значит «шестерить» в общих чертах, но явно не понимал, что это слово несет для тех, кто с ним знаком не из кино.

— Да я понимаю, — поморщилась Манюня, — потому он до сих пор здесь, причем живой и здоровый. Если бы он мне это на полном серьезе заявил, его бы уже на территории участка не было. И хорошо, если только на территории участка.

Последние слова она сказала с такой злостью, но так обыденно, что я невольно вздрогнула. Да, Маша понятие человеческой жизни истолковывает совсем не так, как я. Для меня любой человек достоин того, чтобы жить, причем жить довольно неплохо, главное, чтобы он больше не навредил никому, даже если один раз оступился. А вот Маша… Тех, кто нарушает определенные законы, которые для нее куда важнее Уголовного Кодекса, она не считает человеком и жизнь его ни в грош не ставит, а потому мне стало жутко, и я попыталась успокоить сестру.