Не успели. Пулеметные очереди - не иначе откуда-то с крыши - не с Телеграфа, а с иного дома - и мигом рассыпалась Почтамтская площадь в заполошном треске винтовок, вот вступили станковые пулеметы... Лежат у орудийного грузовика люди-артиллеристы в серых шинелях, выпал из окна Главного Телеграфа человечек в точно такой же, разве чуть посветлее-поновее, шинели. Ширится, раскатывается по кварталу перестрелка...

В 19:20 Телеграф взят штурмом. Среди красногвардейцев нашелся монтер, бывавший в здании, отыскали лестницы, прорвались через дворы и заборы с Новой Исаакиевской. Рвутся в коридорах гранаты, в короткой штыковой переколоты юнкера в вестибюле, кто-то из константиновцев успел уйти по Адмиралтейскому проспекту. Около сорока погибших с обеих сторон, под сотню раненых, горит аппаратный зал...

Атакой с двух направлений взят Балтийский вокзал. У Красной гвардии и матросов четверо погибших и десяток раненых. Силам ВРК удалось блокировать Павловское и Николаевское военные училища, у Владимирского училища юнкера контратаковали - мостовая Гребецкой в пятнах крови, трупы оттащены к окнам полуподвалов...

Почти у всех мостов перестрелки. Взаимные, по большей части нерешительные атаки и контратаки. По ситуации на 19:30: Литейный, Большеохтинский, Троицкий, Биржевой - твердо за ВРК, у Тучкова, Сампсониевский и Гренадерский неопределенность и активные перестрелки, Николаевский и Дворцовый строго за юнкерами и разведены.

В 20:10 отряд Михайловского артиллерийского училища стремительно и лихо атаковал по Литейному проспекту, практически опрокинул красногвардейцев 1-го городского района, но попал под плотный обстрел со стороны казарм Преображенского полка. Атака захлебнулась. Потери сторон неопределенны...

Красная гвардия Василеостровского района пыталась сбить противника с Николаевского моста. Подпущена на сто шагов, затем юнкерами и ударницами 1-го Женского батальона смерти открыт пулеметный и залповый огонь. Потери не подсчитаны...

21:20 Приказ ВРК на "Аврору": "Всеми имеющимися средствами, вплоть до артиллерийского огня, восстановить движение по Николаевскому мосту". Командир крейсера лейтенант Н.А. Эриксон категорически отказывается отводить крейсер от причала Франко-Русского завода. В перестрелке на корабле убиты лейтенант Эриксон и комиссар Балышев, погибло еще трое. Крейсер тщетно пытается отойти от причала...

21:50 Лежат во тьме на Троицком мосту ударницы - атаковали, попали под огонь установленных вдоль стен Петропавловки пулеметов. "Максимы" трещат наугад - прожектора разбиты пулями, но головы залегшим все равно не поднять. Раненых оттаскивать некуда, отстреливаться бессмысленно. От булыжной мостовой прет могильным холодом. Кончается ударная жизнь. Остается молча плакать, слышать стоны и уповать на обещанные броневики.

22:10 Спешит в Смольный бритый человек. Он очень нужен там, в основном штабе восстания, и его ведут трое товарищей с бомбами и револьверами. Тьма улиц, трамваи давно обесточены и составлены в баррикады, эхо близких выстрелов колотится о стены домов. На Нижегородской приходиться пережидать движущиеся казачьи сотни - 1-й и 14-й Казачьи полки все же вышли из казарм, хоть и не торопиться к пальбе.

Четверо неизвестных перебегают улицу - неудачно.

– Эй, а ну стоять!
– орет есаул, отставшего казачьего арьергарда.

Подворотня заперта, двое бегут прочь вдоль дома, двое товарищей падают на колено, прикрывая отход, вскидывают револьверы... Трескотня короткой перестрелки. Казаки даже с седел бьют из карабинов точнее. Трупы неизвестных подберут только утром, если повезет. Слишком много в городе трупов...

Пожар на Центральном Телеграфе разгорелся - пылает уже все здание. Горит Адмиралтейство, универмаг "Эсдерс и Схефальс"[20] горят склады на Варшавской-Товарной - боев там не было, просто день такой - пожароопасный. Кто-то гибнет за идею, кто-то ловит момент, ибо частную собственность еще не отменили и отчаянный-фартовый успеет хапнуть вдоволь.

* * *

Красногвардейцы патруля злы:

– Что ж вы, собаки, революция гибнет, а вы сахар тянете? Сладко ль будет, а? А ну, вставай сюды...

Безжалостно бьют прикладами, сгоняя задержанных к кирпичному забору.

– Да вы что?!
– орет сутулый детина, цепляясь за липкий мешок.
– Я же детишкам. Голодом нас заморят, во всех газетах то пишут! Насмерть ведь заморют!

– Господа, я здесь совершенно случайно!
– в истерике вырывается гражданин в хорошем пальто.
– Я же не со складов, у меня и мешка нет!

– Господ тут тоже нету! А твой мешок нам недосуг искать.

Неловкий и торопливый залп полудюжины трехлинеек - задержанных стояло больше, уцелевшие, воя, удирают вдоль забора. Повезло не всем - господин в неисправимо испорченном пальто корчится под забором, зажимая простреленный живот. Осиротел чайный сервиз саксонского фарфора. Прав был хозяин: хватит потакать, решительней нужно, не то погубим Россию.