— Что там?

— Письмо от меня, — нагло сорвал он.

— Ладно. Но почему бы самому это не сделать?

Где-то внутри ее кусал червячок (если не огромный слизень) сомнений, все, связанное с этим мужчиной казалось вывернутым наизнанку, неправильным, ложным. Он вселял в нее лишь недоверие крайней степени.

— Сама же видишь, не рады мне в полиции.

— Передам, — бросила Элина и, схватив письмо, быстро ушла.

Ветер бил ее в спину, пока она понурой походкой плелась по мостовой. Весна сбросила личину душистого вечера, окунув ее в холодную ночь. Муж думает, что она на дежурстве. Значит, пути ведут к Женьке, где она выкинет это платье, затянет волосы в хвост и смоет с себя макияж. Выкинет эту Элину в урну, навсегда оставаясь собой, просто Элей.

Видимо, погода не всегда зависит от природы, а даже чаще от людей, окружающих нас. Если мы их любим, и они делают счастливыми, майские вечера благоухают, а если за руку с нами идет одиночество, то май становится по-декабрьски холодным…

Глава седьмая

Чтобы стать добрым, мне не хватало лишь, чтобы кто-то полюбил меня.

Гастон Леру "Призрак Оперы"

Темно-лиловый блеск атласа мягко отражался от бронзово-медовой кожи женщины, свечи добавляли легкого мерцания потным телам. Ароматические палочки и свежие розы создавали неповторимый душистый коктейль, к которому хотелось прикоснуться кожей, впитать в себя.

— Это было не как всегда, — выдохнула женщина и упала на атласный шелк. — Ты был таким нежным.

— Это все постельное белье. Шелк высочайшего качества.

Она улыбнулась и приспустила тонкую ткань одеяла, оголяя искусственную, но красивую и аккуратную грудь. Сначала голое тело, потом просьбы. Первый закон получения подарков. А ее тело больше не хотело знать синтетику и нищих мужчин. Довольно с нее. Бедностью пресыщаешься быстро, а богатством не можешь насытиться никогда.

— Помнишь те золотые часы, которые я тебе показывала?

Мужчина зажег сигару и отпустил мысли в вольное плавание. Помнил ли он часы? Нет, конечно. Эти фифы вечно что-то ему показывают с намеком купить. Еще он будет запоминать лица, имена, их желания. Много чести.

— Ага.

Ему было совсем не до ее побрякушек… Алекс вгрызался агрессивным взглядом в натяжной расписанный узорами потолок, а зубы то и дело смыкались на сигаре, желая ее прокусить.

— Детка, напомни мне, пожалуйста, кто был в этой постели вчера?

— Ты и сам знаешь.

— Нет, я хочу, чтобы ты сказала мне это, — прорычал он.

Казалось, от следующих произнесенных ею слов он получит еще один оргазм. И да, он был болен. Ненормален. Безумен ко всем чертям! Но именно это безумие стало его костылями, его инвалидной коляской. Это помутнение рассудка поставило его на ноги.

— Скажи!

От его рычания и пульсирующих нездоровой злобой зрачков по ее коже проскакали мурашки, цепляя своими когтями волоски. Ей не хотелось произносить это вслух. Когда делаешь грязные делишки и молчишь, кажется, что все пристойно. Мы кажемся себе ангелами лишь до тех пор, пока окружающие нам подыгрывают.

— Твой отец, — заикаясь, ответила девушка. — В этой постели был твой отец.

— Это лучшие слова, которые я слышал в своей жизни.

Темная энергия трансформировалась в черную и клубилась, вилась, вздымалась в его крови. Алекс впился в губы своей спутницы звериным поцелуем. В такие моменты он боялся сам себя.

— Ты… ты знаешь, что этот дом тоже он мне купил?

— Марьянка, Марьянка, мне плевать. Он и тебя купил. Все мы вас покупаем! Только не все отдаются задорого, — еще пуще расхохотался он. — Всего-то дом и золотые часы. — Махнул рукой и встал с кровати.

Мужчина начал одеваться. Стало неинтересно. Ему нужно было услышать слова про отца. И вот оно логическое завершение секса.

— Я не понимаю, зачем ты все это делаешь?

— А тебе так надо что-то понимать?

Достав из кармана мятого пиджака портмоне, он кинул на кровать пачку долларовых купюр.

— Считай сама. Может, еще на один дом хватит.

Как только купюры уместились в ее ладошках, ногти с черным френчем забегали от одной к другой. Да и правда, не все ли равно, что у него там в голове творится? Не приставать к мужику с расспросами — второй закон укомплектованной жизни.

Алекс даже не удосужился попрощаться. Никто и не ждал его прощаний. Как всегда. Заведя мотор своего джипа, он ударил по рулю и уткнулся в него лбом. Порой, совсем редко, боль вырывала из него вены, рассыпалась солью по воспаленной душе, но он не мог ничего сделать. Слишком поздно. Месть нельзя отменить назад.

Я не понимаю, зачем ты все это делаешь?

Я не понимаю…

Не понимаю…

Руки еще раз ударили по рулю в бессильной злости на себя, мир, на всех!

— Он отобрал у меня мать. Я отниму у него всех его шлюх, все его деньги — всю его жизнь.