— Чертова поганая бутылка, — как маньяк, шептал он, доставая нож сомелье из множества столовых приборов, к которым его так тщательно приучал отец.

Матери-то никогда не было рядом! Он выжил ее из дома, из жизни сына. Саша Янг не помнил, чтобы мама читала ему сказки, гладила по головке, пока он собирал свою башню из кубиков, купала его перед сном… Но он помнил все эти уроки этикета, этого надутого перфекционизма в угоду надменным устоям богатеев.

Штопор отлетел в сторону, когда пробка была вытащена из злосчастной бутылки. Алекс накинулся на вино, словно обезумевший на свою порцию таблеток. Первый глоток оказался буруном, который ударил его горло, точно нос корабля и расплющил его всмятку.

— Хорошо пошла! — рявкнул мужчина и рывком выдвинул ящик со столовыми принадлежностями. — Ненавижу вас! — кричал он и выкидывал по одному прибору.

Стена застонала от боли, когда ей прямо в лоб прилетела вилка для гарнира, а следом за ней соусная ложка.

— Господи, зачем одному человеку столько долбаных ложек?! — зверствовал он, раскидывая в разные стороны сметанную ложку и нож для бифштекса. — Зачем столько вилок, если счастья они не приносят? — Дверца холодильника стеснительно пискнула, встречая вилку для рыбы. — Ага, холодильник!

Алекс распахнул его нечеловеческим движением, не забывая отпивать из бутылки. Сколько в этой электрической кладовке еды! Если ее всю продать, можно накормить какую-нибудь Ивановку!

— В Ивановке, наверное, у Саши есть мама и готовит ему блинчики, а не эту гадость, — он швырнул тарелку с розовой форелью в винном соусе в стену.

Обои из тисненой кордовской кожи с вкраплениями двадцати четырех каратного золота приняли на свой счет этот акт вандализма против роскоши и богатства и сморщились, оттирая соус со лба.

Алкогольное опьянение привело его в кабинет, а точнее — к столику из темного стекла, с которого были халатно, без заботы о чувствах скинуты бизнес-журналы и документы. Руки Алекса тряслись. Отношения с Алисой закончились, и ему не было жаль.

Их семейная жизнь — это дешевый серый картон, переработанный из туалетной бумаги. Их отношения — это бульварный романчик, который не стал бы читать даже в туалете, даже при самом сильном и долгом расстройстве живота. Не было сил выносить эту скуку в ее глазах и одиночество, с которым он завтракал каждое утро, хоть она и задавала ему банальные вопросы о планах на день.

Если Туманов мог и хотел терпеть Римму и их спектакль, поставленный кем-то без воображения и страдающим от горячки, то ему это было не нужно. Надоела любовь без любви, надоело одинокое веселье, надоело притворяться.

Белая дорожка забвения — мост в другой мир, где все иначе, где он родился в правильном месте и в правильное время, в нормальной семье — прочертила своими крошечными ножками путь по бездонно черному стеклу столика. Через какое-то время (что за величина такая — время?) мысли Алекса приносили жертвы ритуальным кострам, сжигая в них весь свой негатив. Есть все же один плюс у денег: они лишают тебя всего, но могут дать средство присыпать боль волшебным порошком.

— Присыпка для души, — рассмеялся он и снова наклонился к столику.

Это первый раз, когда он переступил за черту. Первый раз его ботинок был настолько смел и бесстрашен, чтобы стереть линию, начертанную разумом. Состояние мужчины сравнялось с бессмысленной эйфорией, когда кайф не приносит сознательного счастья. Просто пустота стала дружелюбней.

Именно в этот момент, когда его качали в своих объятиях ангелы, только не белокурые и не с милой улыбочкой на целованных богом губах, а черные и с красными рогами, раздался звонок по видеодомофону. Не смотря на посетителя, он впустил его.

— Алекс, ты дома? — знакомый голос окликал его, но понять, кому он принадлежит, невозможно. — Алекс!

— Кто там пришел, — промямлил мужчина, — можешь заходить сюда.

— Привет! — его встретила Римма.

— Да ладно. Ты?

— А что тебе так удивляет?

Взгляд девушки скользнул к столу. На нем все еще возвышалась целительная белая горка. Но не всегда исцеление идет во благо. Целителями вымощена вторая дорога в ад. Все только и делают, что ищут, как бы добраться до Преисподней самым коротким путем.

Алекс встал, находясь в двух реальностях, ибо предметов интерьера стало в два раза больше.

— Риммка, Риммка, бросила Туманова, — кривлялся он сам себе где-то в голове, но рот открывался и закрывался вслух. — Риммка посмела бросила Димку. Риммка, Димка. Димка, Риммка.

Сбившись со скороговорки, он также не удержал равновесия и повалился на Римму.

— Успокойся! Я пришла поговорить насчет Димы…

Римма не договорила, так как ее прервал наглый поцелуй вкуса наркотического опьянения. Язык Алекса не слушался, разучившись целоваться.