— Идем в столовую. Тебе надо поесть. Разговоры потом.

— Да, конечно! Сейчас я поем, а через пять минут какой-нибудь ублюдок типа Туманова скрутит меня и притащит в вонючий свинарник за грехи перед тобой.

— Не дури. Идем в столовую. Там уже накрыто.

Алекс сглотнул. Как же хотелось есть. Господи, он готов был продать Иисуса даже не за тридцать сребреников, а за ломоть хлеба и горячую похлебку. Правильно говорят, хлеб — всему голова. В его случае голова уже сходила с ума.

— Чем накрыто? Похлебки с ядом? Кувшины с отравленным вином?

— Александр, прекращай этот цирк. Ты довольно уже из себя шута строил. Пришло время серьезных разговоров.

— Да, серьезных, а я и не понял! — разошелся Алекс, и скинул папку со стола. — Смотри на мои синяки и кровоподтеки! А это, — собрал пальцами грязную ткань футболки, — следы от малины. Женщина на улице угостила, но от нехватки сил варенье капало изо рта. Так что я понимаю всю серьезность случившегося дерьма!

— Случившегося по твоей вине! — перешел на крик отец.

— Знаешь что…

— Прекратим этот балаган, — пресек начавшую подниматься на ноги истерию Антон Робертович, — и спустимся в столовую. Еда не заражена тифом, не отравлена мышьяком и не была в зубах у крыс. Не переживай за здоровье своего желудка.

Черт с ним. Есть хотелось сильнее, чем ругаться с отцом. Иногда крайняя нужда залихватски сворачивает шею любой гордости.

— Идем, — буркнул Алекс, и ноги понесли его в столовую.

Он ненавидел этот дом, но знал каждый его миллиметр. Интуитивно. Шестым чувством передвигался по дому, который когда-то окрестил запретной зоной. Тайны, которые хранились здесь, были всегда вне зоны доступа.

— Кстати, за тобой должок, сын. Часы, которые ты украл со стола, стоили не мало тысяч долларов, — оборонил, точно пару монет на ходу, отец.

— Предоставь улики, что это я их украл, тогда поговорим.

— Научился быть бизнесменом, — хмыкнул Антон Робертович. — Будем считать, что я подарил их тебе.

— Даже они не окупают украденное у меня детство, но так и быть, будем в расчете, — сказал Алекс, и тема украденных часов исчерпала себя навсегда.

Столовая начала радовать его еще до того, как он подошел к двери. Ароматы супа, жареного мяса, салатов, напитков и десертов практически разбили ему голову кирпичом. Кажется, слюна может не удержаться во рту…

— Даже если все здесь просроченное, плевать, — набитым под завязку ртом говорил Алекс, накидываясь то на одно, то на другое. — Вся моя жизнь просрочена раньше срока. Спасибо тебе за это. Как тебе компания Туманова? Ты же всегда его ненавидел. От любви до ненависти… Сколько шагов тебе потребовалось?

— Ты слишком категоричен, — отец устроился на другом конце стола. Его сердце учащенно билось от осознания того, что с ролью отца он не справился. Бизнесмен, любовник, любитель экстремального спорта — кто угодно, только не отец. — Я не испытывал к твоему дружку ненависти, просто не любил его. Ну он же слизняк, как и его папаша. Оба неприятные и мутные типы.

Его сын уже не мальчик, а взрослый мужчина. Мужчина, который разрушил свою жизнь, не оставив себе ни одного бункера, чтобы спрятаться. И он взрослый мужчина, который приложил руку к этим разрушениям. Почему же взрослые такие глупцы? Почему они глупее детей? Может, потому что их порывы окрашены только цинизмом и меркантильностью. Видимо, деньги оказались не так важны для его сына, как он сам.

— Да ты и сам такой же слизняк, мутный тип. — Алекс откусил от оленины и заел ее чесночным салатом.

Как бы Эля сейчас его упрекнула. Просто взбесилась бы! При этой мысли оленина встала погрызенной со всех сторон костью в горле, и он закашлялся. Чертова вегетарианская чушь!

— Ты чего? — Антон Робертович подбежал к сыну, но тот отверг его помощь.

— Осенило что-то о том, как отвратительно есть мясо, — ответил Алекс и отодвинул оленину. Перебьется чаем с выпечкой.

— Смешные у тебя шутки, — рассмеялся отец, демонстративно откусывая от сочащейся болью и негодованием оленины. — Ты с пятнадцати лет со мной на охоту и рыбалку ходил! Напомнить тебе, как ты стрелял в медведя из винтовки? А всех этих птичек несчастных ты помнишь? Между прочим, их потом наша кухарка готовила нам же на ужин. Хорошо же тебе промыли мозги. Только кто?

Промыли мозги… Алекс уже не слушал жестокие бредни отца. Не промыли, а вставили на место. Как он мог рассчитывать на любовь Элины, если не был готов пойти ни на один компромисс ради нее. Любовь есть компромисс. Не жертва, когда ты обливаешься слезами, отказываясь от чего-то, и бьешь себя в грудь при всех, а именно компромисс — желание изменить себя, добровольно пойти на этот шаг, не жалея расстаться со старым хламом привычек и привязанностей. Он не смог расстаться со своей глупостью, начав читать книги, которые она советовала. Он не смог не лгать ей, хотя она заслуживала честности. Он не смог отказаться от мяса, а ведь она предлагала присоединиться к ней.