Шрифт:
Только бы не отступить сейчас, когда он так близок. Его дух, истерзанный и сломленный, все равно воспрял. Нет смысла отступать. Позади только прошлое. А оно так и ждет момента, когда ты приползешь с раскаянием в глазах униженно просить о новых муках.
Алекс нашел нужный подъезд, проскользнул мимо домофона, представившись почтальоном какой-то бабушке из соседней квартиры, и поднялся на третий этаж. Ступеньки рассыпались в песок, когда миновала следующая и следующая, словно отрезая путь назад. Как же она спускается с третьего этажа в пятиэтажном доме без лифта?
У двери он простоял еще пять минут. Руки онемели. Вспотели до того, что перестали слушаться его. Еще можно уйти… Эта мысль не могла быть продолжена, так как именно в этот момент отворилась дверь.
— Викуль, я скоро.
Мужчина врезался прямо в Алекса.
— Ты кто? — Он недоверчиво посмотрел на незваного гостя. — Квартирой ошибся?
— Нет. Я… я к Вике.
Горло пересохло. Каждый сгусток слюны казался клубком намагниченных иголок.
— К Вике? Вик, ты ждешь кого-то?
— Ром, ты издеваешься? Я никого больше не жду.
Ее голос, точно жалобный, умирающий февральский ветерок солнечным мартом, донесся до его слуха. Больше никого не ждет…
— Как вас зовут?
— Александр. Позвольте пройти, она все поймет.
— Ну проходи…
Хозяин квартиры прошел за Алексом вглубь квартиры, сбитый с толку. Инвалидность Вики поставила крест на ее социальной жизни, и гости в их квартире обычно имели лица родителей.
— Добрый день, — Алекс запнулся, увидев то, что так страшило его. Красавица Вика и уродливое инвалидное кресло. — Я… Боже мой…
— Парень, с тобой все хорошо? Ты чего пришел-то? — Молодой человек Вики начал выходить из себя. — Нарик, что ли? — Он схватил Алекса и припечатал к стене. — Наркоша, я тебя спрашиваю?! Видел я вас тут недавно, ищете дозу по квартирам.
— Рома, отпусти его. По нему же видно, что не наркоша. — Вика улыбнулась, и ее улыбка всадила последнюю пулю в сердце Алекса.
Роман отпустил Алекса, и тот сразу же упал на колени перед девушкой. На его глаза навернулись слезы. Усталость крошила вены, хотелось орать, реветь, биться головой о все эти стены. Не было больше сил держать все это в себе.
— Прости меня, прости, — бормотал он, сжимая ее худенькие колени.
До чего он довел эту молодую, когда-то искрящуюся жизнью девчонку. Она потухла, высохла, кости торчали неестественно сильно. Ее каштановая копна волос была теперь короче и поредела. Ведь крутиться у зеркала с масками для волос и утюжками больше не было возможности…
— Точно придурок какой-то. И без тебя живется туго, — рявкнул Роман и собрался вытолкать этого залетного идиота в дверь.
— Я Александр Янг, — твердо произнес Алекс и поднял взгляд на Вику.
Ее глаза расширились от ужаса, делая лицо еще больше похожим на скелет, и она вскрикнула, отталкивая его.
Глава двадцать пятая
Человек стоит столько, во сколько он сам себя ценит.
Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»
— Ты… Неужели…
Вика побледнела. Она знала имя своего палача. Его имя часто сопровождало ее в кошмарах. Но она никогда не видела его лица. У боли была просто черная маска без прорезей на все лицо, теперь появились глаза убийцы.
— Позволь поговорить с тобой, Вика, пожалуйста, — просил Алекс, пока она плакала.
— Постой-ка… — Роман задумался. — Янг? Фамилия у мужика, который прикрывает задницу своего сынка и деньги тебе перечисляет за аварию, такая же.
— Это я, я тот сынок.
— Ах ты мразь. Давно я мечтаю с тобой расквитаться!
Он оттащил Алекса за ворот от Вики и начал бить. Из-за него почти каждую ночь они живут в кошмаре потому, что она подскакивает с криками и слезами снова и снова, когда спортивная машина переезжает ее ноги. Из-за него Вика живет в психологической тюрьме, хотя так молода. Он сократил ее жизнь до стены и стены этой квартиры.
— Хватит, Рома, прошу, перестань его бить! — закричала Вика, заливаясь слезами.
Алекс не стонал и не кряхтел. Ни единого звука. Пора получать по заслугам. Когда ты слишком долго бьешь других людей, будь добр снести все побои в ответ достойно.
— Я заслужил, — его голос дробился на звуковые частицы, прерываемые кашлем. — Бей еще. За все это время, что я не появлялся.
— Не буду больше пачкать руки. Не хочу, чтобы они были такими же грязными, как и твои. Вставай и проваливай отсюда.