Тянуть нельзя — мои поселенцы могут сами построить себе в каждом доме ткацкие станы, «как с дедов-прадедов», засадят за них своих жён. И будут бабы, как и везде, убиваться, изготавливая барахло. Виноват — продукцию народных промыслов. Которая значительно уже, хуже и дороже моей продукции индустриального производства. «Дороже» — в человеко-часах женского труда. Который здесь никто не считает.

– Не ленися! Трудися! Тки!

А не, к примеру, детишек воспитывай или, там, вышивай болгарским крестом.

«…для того, чтобы в одиночку соткать за шесть месяцев три холста по 50 м длиной, нужно проводить за ткацким станком по двенадцать-пятнадцать часов в день».

Понятно, шесть месяцев по 12–15 часов в день — никто крестьянке работать не даст. Есть дом, семья. Корову — доить, полы — мести, кашу варить, пестом — колотить… Хорошая мастерица ткёт в год 30 метров, мой стан даёт 30 см/час. Вдвое плотнее и по утку и по основе, вдвое-вчетверо шире. Целые сутки, круглый год. Посчитайте скачок производительности труда. И — прослезитесь.

Вытянув первое и второе звено триады, я ничего не могу сделать с третьим — со сбытом.

Мои новосёлы получают полотно сразу — не ходить же им голыми! Прежнее-то я забираю для проварки-прожарки. У поселенцев ткани входят в состав товарного кредита. Дальше необходимое они могут прикупить по твёрдым ценам, дёшево и хорошего качества. Запретить им заниматься маразмом домашнего ткачества я не могу, но, надеюсь, что, не имея нужды, они и сами не захотят.

А вот выйти на текстильный рынок «Святой Руси»…

Ткацкие станы стоят в каждом крестьянском доме, 95 % населения. «Натуральное хозяйство». В городах — свои мощные центры. Сбить цену… Даже если я буду отдавать полотно купцам здесь на Стрелке даром — пока довезут — золотым станет.

«Экспорт капитала»? — Поставить десяток таких фабричек по «Святой Руси»? — Отберут. Либо сами установки, либо налогами. Власть понимает одно — «отъём прибавочного продукта». Всего.

– Без этого с голоду не помрёшь? — Отдай.

Этого «прибавочного продукта» на Руси мало. Поэтому обдирают как липку. Крестьянин «любуется» как его жена бьётся грудью об «грудницу» не от садо-мазо, а от чёткого понимания: если он хоть что купит, власть поймёт, что у него есть «деньги». Не обязательно серебро — любой ликвидный ресурс. И отберёт.

Платёжеспособный спрос — вблизи нуля. На кой чёрт хоть что для Руси делать, если заплатить никто не может? — Только вятшие. А их мало, сидят они… реденько.

Сочетание нищеты, малой плотности населения, дурного климата, «грабиловки властей», транспортных расходов, консерватизма общества…

Я снова начинал чувствовать «асфальт на темечке».

Понятно, что тут, на Стрелке, у меня было совсем не та позиция, что была в Пердуновке, и уж тем более, в самом начале в Киеве. Но останавливаться, превращаться в пусть и продвинутого, с хрустальными привесками по всему костюму, «золочёного крысюка на куче дерьма»…

Сначала меня раздражали бытовые мелочи: темнота в помещении, тараканы в супе… Потом общественный маразм в форме сословий, рабовладения, церковных и народных суеверий… Теперь раз за разом бил по глазам, рукам, мозгам идиотизм экономического базиса.

«Платёжеспособный спрос» — понятно. «Натуральное хозяйство» — понятно. Но их же совместить — невозможно!

Какая-то наша «Святая Русь»… корявая. Чего-то в этой «консерватории» неправильно.

А вокруг кипела нормальная человеческая жизнь. Шли стройки в городках и селениях, копали котлованы под фундаменты моего «дворца», водонапорной башни и храма, расширялись расчищенные территории под пашни и пастбища, пошла уборочная по весной распаханному и засеянному, закрутилась молотилки, улучшались рыбалка и усилилась заготовка «плодов дикой природы» на зиму…

«Люди, хлеб, железо» — три сосны в которых я блуждаю всю жизнь свою. Снова стало не хватать людей.

Конец восьмидесятой первой части

Часть 82. «Незваный гость, докучный собеседник…»

Глава 449

Гнедко — конь. В смысле: не тупая скотинка из рода Equus, отряда непарнокопытные, а злобное хитроумное существо с хорошо развитой интуицией.

В 1149 г. Андрей Боголюбский велел похоронить своего израненного в бою коня, «жалуя комоньство его». Как я уже говорил, князь Андрей — с конями был дружен. И — большой оригинал: другие торжественные похороны коня-храбреца в христианской Руси — мне неизвестны.

«Кони — это люди. Только — другие».

Эта мысль показалась моим утомлённым мозгам неожиданно глубокой.

«Дурная голова — ногам покоя не даёт» — русская народная мудрость.

Предполагаю — смысл у народа, как у меня: не только своим не даёт, но ещё больше — чужим.