Первое серьёзное "препятствие" перед вожделенным отдыхом показалось минут пятнадцать спустя. Когда это маленькое трепетное "чудовище" на пологом, но скользком подъёме вдоль едва сочащегося водой ручья, в очередной раз зацепилось за низенький колючий куст истрёпанным подолом и с придушенным визгом скатилось вниз. Я обречённо обернулась назад, задумчиво "хрюкнула", любуясь на изгвазданное по самые брови удивлённое личико и кривовато улыбнулась, вспоминая Винни Пуха.

– Ну вот, теперь совсем как настоящая чёрная тучка.

Девочка потеряно посмотрела на меня, перевела совсем уж измучанный взгляд на некогда малиновое платье, почти по середину бедра притопленное в весьма глубокой зеленоватой луже, провела по изгвазданному бархату грязными ладонями и плаксиво скривилась, глядя на свежие "жирные" пятна. Злые отчаянные слёзы, щедро "сдобренные" жалобными воплями, снова плеснулись из ребёнка наружу, заставив меня коротко чертыхнуться, спуститься вниз и силком выволочь это чумазое недоразумение на сухое место.

Нет, так не годится, такими темпами мы эти несчастные два километра будем ползти всю оставшуюся жизнь. Я критически осмотрела остатки напоминающего потасканную тряпку "великолепия" и вытянула из сумки один из ножей. Девочка уставилась на вынимаемое из ножен лезвие широко раскрытыми глазами, мгновенно перестала всхлипывать и с тихим надрывным шепотом медленно подалась назад.

Кажется, я начинаю понимать, что она пытается до меня донести. По крайней мере, по оттенку "плавающих" вокруг неё эмоций, на сакраментальное детское "я не хочу и не буду" её мысли были весьма похожи. Я коротко фыркнула в ответ, ухватилась рукой за верхний край подола и, почти не обращая внимания на вялое сопротивление, криво обрезала платье чуть ниже тощих коленок.

"Ангелочек" в ужасе уставился на собственные полуголые ноги, запищал что-то совсем уж непонятное и упал на землю, пытаясь прикрыть "срам" остатками подола. Меня мгновенно окатило волной стыда, безнадёжности, какого-то чудовищного фанатичного ужаса, придушенного безразличия, и ещё парой десятков совсем уж не поддающихся нормальному описанию эмоций. О, Вечность, ну и каша! Да чтоб я ещё хоть раз попыталась влезть в этот бардак...

Я преувеличенно спокойно убрала в сумку нож, вздёрнула это сущее наказание на ноги, крепко сжала её запястье при слабой попытке вырваться, и молча потащила почти висящее на мне худое тельце вдоль ручья по горке, не обращая внимания на тихий шепот и судорожные всхлипы.

Пару минут спустя дитё выплакалось и окончательно переключилось на сдавленный шёпот: "воды" на слёзы в организме явно почти не осталось, а вот пить, судя по частым сглатываниям и тоскливому взгляду на окончательно пересохший ручей, ей теперь сильно хотелось. А я, кошелка безмозглая, не подумала снять с кого-нибудь из заснувших жертв "пыльцы Януса" хоть одну фляжку. Ладно, мышка, не грусти, сейчас злобная старая мегера дунет, плюнет, свиснет... как там плетётся ледяная стрела?

Минуты полторы спустя, я остановилась напротив большого поваленного дерева, усадила на одну из наиболее крепких веток облегчённо застонавшего "ангелочка" и ненадолго задумалась. Девочка устало нахохлилась не хуже замерзшего воробья, подтянула чуть ли не до подбородка голые коленки и почти безразлично начала наблюдать за моими метаниями вдоль ветвей. Я снова достала из сумки нож и, отметив в мыслях тот факт, что без нормальной перевязи обращаться с ним крайне неудобно, аккуратно вырезала из ближайшего куста несколько тонких палочек, после чего с гордой улыбкой от "уха до уха" вручила свою добычу своему "внезапному заданию". Ребёнок безропотно взялся за палочки худенькими пальчиками и медленно округляющимися глазами начал следить за моими быстро мечущимися в пространстве руками. Воздух перед веточками слегка заиндевел, подёрнулся звонким маревом и снова застыл, "нарастив" вокруг древесного "каркаса" приличных размеров сосульки - лизунки. Девочка громко охнула и неверующе вытянула дрожащие руки подальше от себя, заставив меня невольно нахмуриться.

Нет, это просто какой-то тихий ужас, а не красивая молодая девушка: лицо осунувшееся, бледное, под глазами заплыли синяки, худенькая, измождённая, от малейшего испуга бросается в слёзы, а после пятнадцати минут неспешного пути по не слишком-то заросшему лесу вообще готова лечь и умереть на месте. Что с ней делали, где выращивали? Это же овощ, а не человек!

Я напряжённо хмурилась, унимая снова колыхнувшуюся головную боль, мысленно прикидывая объёмы будущей работы и тихим ласковым словом склоняя на все лады того воображаемого индивида, который был ответственен за воспитание этой загнанной "трепетной лани". Убить, гадёныша, мало: ну как можно умудриться превратить явно ещё недавно здорового и крепкого ребёнка в эту бледную немочь? И, главное, зачем?

Я аккуратно забрала у кудрявой "мышки" самый большой лизунец и с загадочной полуулыбкой сунула в рот, кося на неё одним глазом. "Ангелочек" недоверчиво приблизил к себе оставшиеся палочки, забавно принюхался и с сильнейшим сомнением на лице сунул ледышку в рот, а секунд десять спустя на осунувшейся детской "мордочке" расплылось удивлённо-блаженное выражение.

Ну, ещё бы: лизунцы - одно из последних лучших хозяйственных изобретений, созданных кафедрой Алхимии на базе боевых арканов. Материализованный из атомарной пространственной "взвеси" лёд, насыщенный добавками глюкозы, антиоксидантов и небольшой группы полезных микроэлементов весьма сложен и энергоёмок по матрице, но зачастую незаменим в дальних походах. Мои Золотые после недельного "забега" по пустошам практически "молились" на это чудо алхимагической мысли.

Я коротко печально выдохнула и задумчиво огляделась вокруг, неторопливо "гоняя" языком по нёбу "леденец".

По светлой, желтовато-зелёной тенистой листве величаво "плавали" частые солнечные блики, постепенно сползающие на землю и кое-где вспыхивающие яркими серебристыми "змейками" на острых сколах крупных, но довольно редких валунов. Некогда каменистое русло иссохшего ручья густо заросло низким и густым мелколистным кустарником, у самой земли затянувшимся плотным ковром тонкостебельной тёмно - бурой ползучей лозы. Высоко над моей головой слышалось редкое цвирканье невидимых в тенях птиц, а в частых прорехах среди высоких древесных крон ярко сияло чуть зеленоватое, удивительно тёплое на вид небо.