– Что с вами?
– спросил мистер Харкнесс.

– Мой карандаш, - ответила мисс Джилди, чуть не плача.
– Он куда-то пропал.

– Простите, мисс Джилди, - сказал мистер Харкнесс, раздражаясь, - но сейчас совсем не та минута...

– Он мне очень дорог, - безнадежно пыталась объяснить мисс Джилди.
– Это был карандаш моей мамы.

По застывшему лицу директора, она поняла, какой опустившейся должна была выглядеть в его глазах: измятый подол, покрасневший нос, растрепанные волосы.

– Я так убита, - мистер Харкнесс.
– Такое длинное полугодие, и сейчас, в самом его конце. Не знаю, что сказать...

На лице мистера Харкнесса появились сочувственные линии.

– Ничего страшного, мисс Джилди. Я понимаю ваши чувства. А сейчас, если вы хотите уйти, мы с Робертом обстоятельно по-дружески побеседуем.

– Если вы не возражаете...

– Ни в коем случае, - охотно согласился мистер Харкнесс.
– Думаю, что так будет лучше для нас всех.

Когда она вышла, директор резко зарыл за ней дверь. Мисс Джилди тяжело поднялась по лестнице, а потом прошла по коридору в шестой класс. Серебряный карандаш лежал на полу рядом с партой Роберта, она подняла его и тщательно протерла платком. Потом она села за стол, держа платок у носа, и беззвучно прорыдала десять минут.

Ночью, когда горький вкус унижения угас, мисс Джилди вновь проанализировала этой случай со всей беспристрастностью, на какую была способна. Честное и беспристрастное отношение к себе было ее главным кредо, которое она стремилась передать всем своим классам на уроках о "Долге американского гражданина", когда она, в завершение урока, декламировала: "Но главное: будь верен самому себе...", подкрепляя каждый слог ударом кулака по столу.

"Гамлет", конечно, не входил в программу шестого класса, реакция которого оставалась неизменной смесью оторопи с безразличием. Расшевелив несколько подающих надежду умов на обсуждение этих строк, она оставалась довольна сознанием того, что бросила доброе семя в плодородную, даст Бог, почву.

Вновь анализируя случай с Робертом и сдерживая эмоции, она пришла к неутешительному выводу, что несправедливость допустила она сама. Ученику велели остаться после уроков, что для него могло означать только наказание. Ему велели открыть свои смутные ребяческие мысли, блуждавшие в его уме несколько часов и, не в состоянии сделать это, он должен был наспех скроить из них нечто резонное или сболтнуть первое, что придет на язык.

Ничего необычного, огорченно размышляла мисс Джилди, в том, что он именно так и думал о придирчивой училке. Ей бы самой вспомнить свои чувства к одной карге с прической "помпадур", всё еще являвшейся ей во снах. Единственный вывод, который можно было сделать, как бы он ни был неприятен, состоял в том, что именно Роберт, а не она, следовал мудрым словам Шекспира.

Следующим утром на уроке, увидев его бледное укоризненное лицо, она решила попросить Роберта наполнить графин водой во время перемены. Он мог уйти с площадки для игр немного раньше других, взять графин с ее стола, помыть его и наполнить водой. Это поручение считалось в классе почетным, и оно, подумала мисс Джилди, не без самоудовлетворения, будет правильным жестом примирения.

Она вытирала классную доску к концу перемены, когда услышала шаги Роберта, подходящего к ее столу, но не смогла собраться духом, чтобы обернуться и посмотреть ему в лицо. Она ощутила, что ее щеки начали гореть при этой мысли.

Он вернулся в класс со звонком, означавшим конец перемены, и в этот момент мисс Джилди энергично опустила тряпку, обернулась и посмотрела на него.

– Больше спасибо, Роберт, - сказала она, когда мальчик поставил графин и аккуратно накрыл его стаканом.

– Не за что!
– вежливо ответил он, достал платок из кармана, вытер им руки, мягко улыбнулся мисс Джилди и мрачно добавил:

– Вы конечно подумали, что я всыпал в эту воду яд или что-то, но я ничего такого не сделал бы, честное слово.

Мисс Джилди судорожно вздохнула и потянулась к плечу Роберта, но тут же отвела руку, когда он поспешно отстранился со знакомым ужасом в глазах.

– Почему ты это сказал, Роберт?
– потребовала она страшным голосом.
– Разве ты сам не понимаешь, что это наглость? Или тебе кажется, что это очень остроумно?

В эту минуту школьники с шумом ворвались в класс, но мисс Джилди, начальственным взмахом руки заставила их замолчать. Краешком глаза она заметила лица негодующих вместе с ней ребят и ощутила миг триумфа.

– Я к тебе обращаюсь, Роберт! Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Роберт сделал еще шаг назад и чуть не споткнулся о чей-то портфель, небрежно брошенный в проходе. Он удержал равновесие и теперь стоял беспомощно, не сводя глаз с мисс Джилди.

– Ну, Роберт?

Он неистово закачал головой.

– Я не делал этого! Я уже сказал вам! Я ничего не всыпал в воду!

Даже не оборачиваясь, мисс Джилди ощутила, как возмущенные лица учеников потянулись к ней, а ее триумф стал болезненным недоумением. Будто лопоухий Роберт с заплаканными газами и бледным перепуганным лицом превратился в странную медузу, которую нельзя пригвоздить на месте. Будто он удалялся всё дальше и дальше по темной извилистой тропе и увлекал ее за собой. Она понимала в отчаянии, что ей нужно выпутаться, освободить себя, прежде чем случится нечто ужасное и непростительное.