– - Что же его сиятельство сделал?!
– - всплеснула руками Мафальда, которой уже и самой было страшно любопытно, чем на этот раз провинился муж ее госпожи. Она никогда ещё не видела Эвелину в такой ярости. Строго говоря, в ярости свою государыню фрейлина не видела вообще ни разу. В расстроенных чувствах, в обидах, в дурном настроении без какой-либо причины -- сколько угодно, но в гневе...

Тем удивительнее были для нее слова гроссгерцогини, один только вид которой ещё вчера поверг бы ее в шок.

– - Мафальда, это...
– - Эвелина задохнулась от переполнявших ее эмоций.
– - Этот сухарь... Да как он вообще посмел такое сказать? Я датская принцесса, нас с детства учат, как перевязывать раны, с тех ещё времён, когда мои предки ходили в военные походы! А он... Этот негодяй... Я не допущу его на наше супружеское ложе, пока он не извинится, чего бы он там ни бормотал про наследников! Представь себе, Мафальда, этот чурбан разговаривал с нашим военным министром, и когда я захотела сделать ему приятное и спросила...

Тут герцогиня разрыдалась, и ее любимица, сгорая от любопытства, подбежала к туалетному столику за носовым платком и стаканом воды. Утешить плачущую госпожу ей удалось лишь через несколько минут.

– - Он сказал... Я предложила...
– - заговорила она снова после того, как чуть-чуть успокоилась.
– - Он сказал, что мы себе даже палец не перевяжем сами. Мне, дочери Харальда! Да я..! Мафальда, мы срочно едем в армию, лечить раненых хирдманов!
– - выпалила Эвелина, и ее глаза снова засверкали, но уже не от ярости, а от какого-то другого, хоть и не менее сильного чувства. Фрейлина не сразу поняла, что это было за чувство -- лишь немного позже, когда гроссгерцогиня перестала плакать и они начали обсуждать детали ее плана, ей стало ясно, что это был самый настоящий азарт.

К концу дня этим азартом заразилась и сама Мафальда. Поначалу она думала, что, загоревшись новой идеей, ее госпожа быстро остынет, а осознав все трудности работы в военном госпитале, и вовсе передумает что-либо доказывать своему мужу, однако вскоре фрейлине стало ясно, что она, впервые за долгое время, ошиблась. Эвелина не просто не отказывалась от своего решения, а, казалось, с каждой минутой все тверже укреплялась в нем. По всей видимости, этому способствовало и то, что ее дражайший супруг не спешил брать свои слова назад и извиняться. К ужину он не явился, и герцогине пришлось прилагать огромные усилия, чтобы скрыть от фрейлин свое разочарование. Мафальда видела, что ее госпожа специально старается есть как можно медленнее в надежде, что гроссгерцог все-таки надумает присоединиться к ней за ужином. Тот однако из своего кабинета так и не вышел, и первой фрейлине было сложно винить его в этом. Если бы он явился в столовую, Эвелина расценила бы это как капитуляцию -- и после ужина продолжила бы семейную сцену. Может быть, в конце концов, она бы и простила супругу все его «ужасные преступления», но это случилось бы только глубокой ночью или под утро, и виновник скандала, знавший свою жену не хуже, чем ее любимая фрейлина, предпочел остаться в немилости, но выспаться.

В результате гроссгерцогиня посидела за столом больше часа, подолгу ковыряясь в каждом блюде и заставляя фрейлин нетерпеливо ерзать на стульях, а потом, убедившись, что «муж-тиран» не придет, резко встала из-за стола и, позвав за собой Мафальду, заспешила в свой будуар.

– - Нет, ну каков негодяй! Заставлять слабую женщину весь вечер страдать в одиночестве!
– - возмущалась Эвелина по дороге туда. Шедшая рядом госпожа фон Шиф благоразумно помалкивала.

Но в покоях герцогини разговор снова вернулся к поездке в госпиталь, и фрейлина окончательно уверилась, что ее госпожа уже не откажется от своей затеи. Теперь, пожалуй, даже если бы Мафальда захотела ее от этого отговорить, у нее вряд ли бы это получилось. Впрочем, этого фрейлина и не хотела. Убедившись, что ее взбалмошная госпожа настроена серьезно, фон Шиф даже обрадовалась. В госпитале она могла бы многое узнать об Эрвине, и упускать такой шанс было нельзя. Причем собирать информацию там нужно было очень быстро: Мафальда не сомневалась, что энтузиазма Эвелины хватит ненадолго и что вскоре она захочет вернуться в свою обычную комфортную жизнь. Хорошо еще, если она в первый же день не передумает, насмотревшись на окровавленные бинты и прочие ужасы!

Но пока гроссгерцогиня рвалась в военный госпиталь, и ее любимой фрейлине нужно было только поддерживать ее в этом. Чем она и занималась оставшуюся часть вечера и все следующее утро, пока горничные Эвелины заканчивали собирать вещи. Особых усилий Мафальде для этого прикладывать не пришлось: герцогиня и сама думала только о предстоящих медицинских подвигах и даже жалела, что перед тем, как ехать в госпиталь, ей придется провести несколько дней в городской резиденции.

– - Как же все-таки тяжело нам, людям из высшего общества!
– - жаловалась она фрейлинам, когда они уже ехали в ее просторной карете по лесу.
– - В нашей жизни столько глупых условностей!.. Были бы мы с вами простыми женщинами -- могли бы ехать спасать раненных уже сейчас. Без остановок в городе, без всех этих приемов, визитов...

Фрейлины согласно кивали и поддакивали, радуясь про себя, что «глупые условности» позволят им еще некоторое время пожить спокойной и приятной жизнью. Мафальда искоса поглядывала на их кислые лица и гадала про себя, кто из них не поедет в госпиталь под каким-нибудь благовидным предлогом. Любимица Эвелины подозревала, что об этом подумывали почти все ее «коллеги». Но вот у кого из них хватит решимости и хитрости, чтобы избежать неприятного дела? Розалинда наверняка сумеет придумать уважительную причину, чтобы остаться в городе, но станет ли она это делать или предпочтет помогать герцогине в госпитале, чтобы та стала относиться к ней еще лучше?

В таких размышлениях фон Шиф провела почти всю дорогу -- лишь время от времени она возвращалась в реальность, чтобы подбодрить свою госпожу и напомнить ей, что в городе она сможет устроить большой прием, на котором все приглашенные узнают о задуманном ею деле. Мысль о приеме привела в хорошее настроение и остальных фрейлин. Под конец пути в карете уже царило обычное в их компании оживление: и Эвелина, и все ее окружение обсуждали наряды, в которых они будут рассказывать о предстоящих им делах городской аристократии.