Шрифт:
Она была так счастлива избавлению от злой Катрин, отъезд в Англию под этим углом зрения рисовался ей в таких радужных, только радужных, красках, что теперь мой простой вопрос подействовал на Алю, как струя холодной воды. Оживление ее сразу погасло, на живое личико набежала легкая тень.
— Приезжай ко мне в Англию! — вдруг с облегчением воскликнула Аля, точно найдя решение мучившей ее задачи.
— В Англию? — с недоверием повторил я. — Что мне в Англии делать? Мне и здесь хорошо.
В тот момент я, конечно, не мог предвидеть, что в дальнейшей жизни мне придется иметь немало дел с Англией, а потому с сознанием своей правоты я несколько сурово возразил:
— Нет, лучше ты приезжай к нам в Петербург! Я тебя подожду.
Всякий иной выход казался мне тогда диким. Но Алю не так-то легко было переубедить. Смущенно теребя свое белое платье, она хитро сморщила свой тоненький носик и упрямо повторила:
— Непременно приезжай! Мы будем лазить на деревья.
— А в Англии можно лазить на деревья? — с сомнением спросил я.
— Можно! Можно! Какой ты смешной! — расхохотавшись, откликнулась Аля.
Этот аргумент показался мне заслуживающим внимания.
— Ну, раз на деревья лазить можно, — ответил я, — пожалуй, я приеду.
Гармония вновь была восстановлена.
Через несколько минут Аля убежала домой. Тетя Мэри уезжала на другой день рано утром и пустила Алю в сад только попрощаться с товарищами. Больше я ее не видал. В течение нескольких дней после того, спускаясь в сад поиграть с мальчишками, я испытывал какое-то чувство непонятной пустоты, и мне все казалось, что вот-вот из-за угла появится худенькая фигурка Али. Но потом это прошло. Жизнь заравняла мою первую душевную трещину, как впоследствии она не раз заравнивала другие, гораздо более глубокие.
Мой дядя Чемоданов
Мазилово — маленькая, заросшая садами деревушка возле Кунцева, под Москвой [14] . На краю деревни — две большие, вновь срубленные крестьянские избы с некоторыми претензиями, рассчитанными на дачников: ставни с резьбой, небольшие террасы сбоку. Вокруг домов — кудрявые березы, а в домах — две семьи, приехавшие на лето отдохнуть. Это наша семья и семья младшей сестры моей матери — Чемодановой. Народу много, и притом все очень молодого. В нашей семье пять человек детей, в семье Чемодановых — трое. Итого восемь. Сюда надо прибавить двух матерей, а также живущую с Чемодановыми старшую сестру моей матери, тетю Юлю. Всего, стало быть, одиннадцать. Впрочем, не совсем «всего», Правда, мой отец не в счет — он остался на лето в Петербурre производить опыты над кроликами в Институте экспериментальной медицины. Но зато в нашей дачной колонии есть еще один член, который бывает здесь бурными налетами: целую неделю он сидит в Москве, но зато в субботу вечером, тяжело нагруженный всякими пакетами, свертками, коробками, он бешено врывается в нашу тихую заводь, все здесь сразу закружит, взбудоражит, взволнует, выведет из равновесия, а в понедельник утром вновь исчезает от нас на целых шесть дней. Этот необыкновенный двенадцатый член дачной колонии в Мазилове — муж тети Лили, Михаил Михайлович Чемоданов.
14
Сейчас Мазилово — новый район Москвы с многоэтажными зданиями, большими магазинами, автобусами и т. п.
М. М. Чемоданов
В обычные дни на неделе жизнь пашей колонии протекает приятно, но прозаично. Подымаемся в семь часов утра. Долго плещемся и балуемся за умыванием. В восемь часов садимся за стол — внушительное зрелище: три женщины и восемь ребят. Целиком заполняем терраску одного из домов, где обычно завтракаем и ужинаем. Для обеда отведена терраска другого дома. За утренним завтраком взрослые пьют чай с молоком, а мы, ребята, получаем сырое молоко с вкусными филипповскими калачами. Потом тетя Лиля — веселая, добрая, не лишенная юмора женщина — идет заниматься хозяйством. Дает распоряжения кухарке по обеду, прибирает комнаты и постели, чинит платьица и штанишки ребят. Тетя Лиля — очаровательное существо, и она мне очень нравится. Я часто ловлю себя на мысли: кого бы я больше хотел иметь в качестве «мамы» — мою мать или тетю Лилю? И, по совести, не могу дать на этот вопрос вполне ясного ответа.
Тетя Юля обычно остается на террасе и начинает читать газету. Потом она присоединяется к тете Лиле и моей матери, которая часто помогает младшей сестре по хозяйству. Вплоть до обеда три сестры не перестают без устали болтать о городских новостях, о детях, о знакомых, о вздорожании молока, о служебных делах мужей, о новой постановке в театре. При этом тетя Лиля всегда все видит в более легких, оптимистических тонах, а тетя Юля, наоборот, всегда все видит в более тяжелых, пессимистических тонах. Бедная тетя Юля! В молодости она отличалась изумительной красотой, да и сейчас, в свои 40 лет, она еще очень привлекательна. Ее муж, земский врач, — тот самый веселый мужчина, который купал меня двухлетним мальчишкой в днепровском лимане, — умер от чахотки несколько лет назад. Тетя Юля больше не вышла замуж, отказалась от личной жизни и вплоть до своей смерти, последовавшей уже в наши, советские, времена, не расставалась с семьей Чемодановых. Эти личные неудачи наложили неизгладимый отпечаток на всю ее психологию. Вот почему и сейчас, в Мазилове, она во всем прежде всего видит темную, отрицательную сторону.
Тем временем мы, дети, развлекаемся, как можем. В нашей восьмерке есть три параллельные по возрасту пары. Я и Пичужка — старшие ровесники: нам по десять с половиной лет. Далее следует вторая пара — моя сестра Юленька и Пичужкин брат Мишук, обоим по восемь лет. Еще далее — мой брат Тося и Пичужкин брат Сергей, в обиходе именуемый Гуней, им по шесть лет. На этом параллелизм прекращается. Затем идут уже двое младших детей пашей семьи — сестра Валя четырех и брат Минька двух лет. Для игр комбинация подходящая. Играем парами, играем группами. Нанятая в деревне нянька лет двенадцати не то возится с младшими детьми, не то сама весело резвится со старшими. Строим крепости из земли, устраиваем запруды на маленьком ручье, играем в лапту, в пятнашки, в «гуси-лебеди, домой». Иногда совершаем небольшие прогулки по полям и лугам, окружающим Мазилово. Хорошо! Солнце, небо, свежий запах травы, легкий свист ветра. Загораем, грубеем, крепнем, растем. Все ноги в синяках и ссадинах, но зато в маленькие организмы наши ведрами вливается здоровье.
В полдень обед. С аппетитом едим щи или окрошку, уплетаем за обе щеки на десерт чудно пахнущую лесную землянику. Потом опять поле, опять игры и беготня до вечернего чая, а потом постель и крепкий, непробудный сон детства.
Так проходил день за днем. Я не помню, чтобы в это лето в Мазилове я много читал. Я просто жил растительной жизнью, отдыхал от гимназии…
В субботу вечером все мгновенно переворачивалось. Из города приезжал дядя Миша, как мы звали Лилиного мужа, и с ним точно буря налетала.