– Если вы знали имя своего отца, то почему не нашли его?
– спросил Милав.

– Дело в том, что сактоги - закрытая каста. Они ни с кем не желают обсуждать генеалогию родов. Но даже те немногие из них, кто за дерзкие вопросы не вызвал меня на дуэль, ничего не сказали о Глаэкте Голубоглазом.

– В вопросе рождения мы с вами схожи, - задумчиво проговорил Милав.
– Остаётся надеяться, что к концу путешествия либо вы, либо я, либо мы оба обретём знание о наших родителях...

Кальконис не ответил, но было видно, что слова кузнеца запали ему в душу.

Когда, наговорившись вдоволь, они легли, Милав вдруг вспомнил слово, сказанное Эливагарой - "психометрия". Не понимая его смысла, кузнец попытался обратиться к области всезнания, надеясь с его помощью понять, о чём говорила старуха. Но всезнание, не раз спасавшее в трудную минуту, теперь молчало. Это было ещё одно доказательство правоты Эливагары. Милав нарушил избирательность магического воздействия, вследствие чего утратил способность к спонтанному всезнанию. Однако взамен он получил способность одним своим прикосновением к предмету переноситься в то место и в то время, где этот предмет когда-то находился. С помощью нового дара можно при необходимости узнать много.

Милав вспомнил ещё одну фразу Эливагары: "...разрушив Кладезь Мудрости, ты затронул событийную сторону всех процессов. Отныне ты должен быть готов ко многому...". Что имела в виду старуха? Что это такое - "многое", и почему я должен быть к нему готов? Может быть, она намекала на утраченную мной способность самопроизвольного превращения в разные формы? Кстати, а почему "утраченную"? Если я в течение некоторого времени ни в кого не превращался, это ещё не значит, что я лишился этой способности навсегда!

Милав, утомлённый увеличивающимся количеством вопросов-без-ответов, решил махнуть на всё рукой и немного поспать. Но едва он стал гнать от себя мысли о круговороте собственных превращений, как на их место пришёл ещё один, быть может, самый главный: "Для чего Эливагара рассказала мне о Жезле Исчезающей Силы? Неужели правда, что с его помощью можно осуществить то, чего так жаждет моё сердце?!". Это был вопрос, от которого Милав так и не сумел отделаться. Росомон заснул, в тысячный раз, повторяя: "Неужели это правда?.. Неужели это правда?..".

Утром, потирая воспалённые от бессонницы глаза, Милав рассказал Кальконису о своих думах. Сэр Лионель не спорил, но и не соглашался. Предположение Милава было невероятным, чтобы оказаться правдой. Кальконис, как человек искушённый в вопросах человеческой психики, не стал разубеждать кузнеца, полностью доверившись провидению, разумно полагая: если таинственная старуха Эливагара сказала правду, то всё естественным образом должно проясниться в самое ближайшее время. И для этого вовсе не нужно ломать голову.

На следующий день они вошли в небольшое поселение, самым заметным строением которого оказалась корчма под громким названием "Золотой галеон". Слово "золотой" применительно к столь убогому заведению было, по меньшей мере, нескромным, потому как суетливый хозяин сумел предложить гостям лишь "стандартный набор нищего" - кубок кислого вина (от которого трезвеешь гораздо быстрее, нежели погружаешься в приятное состояние лёгкого опьянения), да миску какого-то подозрительного варева (вполне возможно, что это были остатки трапезы радостно всхрюкивающих поросят за тонкой перегородкой).

Увидев перед собой подобный "набор гурмана", сэр Лионель потянулся за шпагой, чтобы сей же момент насадить хозяина на неё как на вертел и изжарить наглеца в ярко пылавшем очаге. Милав движением руки остановил порыв Калькониса, указав глазами в угол, где разместилась шумная компания наёмников.

– Не стоит привлекать к себе внимание, - предостерёг он, когда хозяин отошёл от их стола.

– Разве могут нормальные люди это есть!
– Кальконис с брезгливостью отодвинул грязную миску.

– Успокойтесь, сэр Лионель, и вспомните, зачем мы сюда пришли.

Милав сделал вид, что с удовольствием поглощает содержимое миски. На самом деле, он внимательно прислушивался ко всему, что происходило в харчевне. Добравшись до этого поселения, они оказались в затруднительном положении. С одной стороны, Милав уже не мог путешествовать по стране гхоттов в дормезе королевского токонга, потому что каждая занавеска, каждая подушка, каждая безделушка в нём напоминала об Ухоне. А с другой стороны, славный парень Глио Кос весьма смутно смог рассказать росомонам о дальнейшей дороге до главного порта страны - Датхэма.