– Это натурализм, товарищ. Это тоже, безусловно, интересно, но я, как настоящий ленинец в душе, думаю иначе. Я думаю, что Ленин, как гениальный человек, никогда не выпускал пар из штанов. Гении воздух не портят, они его только облагораживают. То, что вы сейчас сказали - ревизионизм чистой воды. Вы - член или не член? я имею в виду партии.

– У меня нет члена, - произнес я, опустив голову.

Снова раздались смешки, а одна девушка, сидевшая рядом со мной, шепнула мне на ухо:

– Тогда ты - импотент. Как с тобой жена живет?

– Вы, товарищ из 35 школы?
– спросила Валуева.

– Так точно.

– Хорошо, разберемся. Какие еще предложения?

– Я вношу предложение военизировать наши школы. Надо учить ребят стрелять, маршировать, а девочек перевязывать раны. Мы забыли одну из основных задач нашего воспитания. Вон, американский империализм вооружается, а мы что - лыком шиты? У них там оружие в магазинах продается, а наши мальчики и пистолета в глаза не видели.

– Верно это, - поддержала ее другая вожатая с круглыми пунцовыми щеками.
– Этот Хрущев численно сократил армию, на одну третью часть, - кто нас защищать будет? кто освободит американский и другие народы от империализма?

– Империализм - последняя стадия капитализма, - наставительно сказала Валуева.
– Ленин определил его, как загнивающий.

– Когда же полностью сгниет, проклятый?
– спросил кто из зала.

– Скоро, - ответила секретарь.
– Только нам всем надо учиться марксизму и коммунизму, а капитализм, он сам загниет. Полезно читать еще и все выступления Брежнева.

– Еще читать нечего, - брякнул я.

– Понимаете, товарищи, мы с вами живем в замечательное время, я бы сказала в переломный момент. Сейчас партия вскрывает те недостатки, которые имели место при Хрущеве. Вы только посмотрите, как партия смело говорит об этом, а мы комсомольцы - резерв партии. Об этом нельзя забывать ни на одну минуту. Сейчас народы стоят перед самой великой трагедией -атомной войной, ибо есть среди молодежи и такие, которым бы хорошо поесть, как вот нашему вожатому из 35 школы, да хорошо одеться, а коммунизм их вовсе не интересует. Это вещизм, мещанство. Лишь бы не было войны, а остальное неважно, товарищ из 35 школы.

Я возвращался домой уже зная, что меня из школы попрут. Теперь и думать нечего о том, чтобы там остаться даже на эту жалкую зарплату.

– А зачем ехать домой?
– спросил я себя вслух.
– Есть ли у меня дом?

"... на Крымский мост, - мелькнуло у меня в голове.
– Если льда нет - все тип-топ. Валю жалко. Она останется одна, один на один с нищетой и маленьким ребенком".

Я вернулся и доехал на метро до станции "Библиотека имени Ленина". Там недалеко. Но мне сказали, что это не Крымский мост. Крымский мост не там.

" А, какая разница, лишь бы мост. Под мостом река, а внизу леденящая вода. Секунда, и ничего нет". Я вышел на мост, он был недалеко от Кремля. А за мостом театр Эстрады. Река оказалась скована льдом. Хоть и высоко, но неизвестно, а надо, чтоб наверняка. Но все же я стал перелезать через перила. В этот миг остановилась милицейская машина, из нее выскочили двое. Один успел схватить меня за шиворот и рвануть на себя. Я очутился на пешеходной дорожке. Падая, крепко ударился головой, и у меня помутилось в глазах.

– Может, он пьян?
– спросил другой милиционер.

– Нет, не пьян, - слабо проговорил я.

– Дурак, что ты собирался делать, скажи?

– Он псих, надо его сдать на проверку в псих диспансер.

– Отпустите меня, прошу вас. Я вовсе не псих. Псих тот, там...за Кремлевской стеной.

– Что - о? Поехали с нами.

1999 - 2017 г.