— Двенадцать годов подымали, — довольный похвалою, отозвался тот. — Досель украшаем.

— Пущай снимут рисунок, — распорядился Пётр. — Прикажу по сему образцу строить в Питербурхе Никольский Морской собор в ознаменование торжества нашего над шведом и утверждения на Балтийском море.

— За двадцать вёрст видать, — продолжал похваляться Волынский, ровно своим детищем, хотя вовсе не он был причинен к нему.

Пётр уловил эту нотку самодовольства и не одобрил её.

— Ты вот что, Артемий. Полно бахвалиться-то. Отчёт стану с тебя спрашивать, каково к походу приготовился, сколь судов спустил на воду, сколь магазейнов учредил.

— Готов, готов, государь, ответ держать по всей строгости, — торопливо отвечал Волынский. — Ибо почитай всю зиму, весну и лето не переставая труждались. Да только Казань с лесом да мундиром медлила.

Артемий Петрович понял, что снисхождения ему не будет, что надобно доложить по форме, а не ограничиваться общими словами.

— Имеем тридцать четыре ластовых судна да двенадцать гальотов. Ещё сверху сплавили до нас три шнявы да два гекбота, — выкладывал губернатор. — Магазейны учреждены по всей линии, их четыре, кои с провиантом, кои с огневым припасом, кои с сеном, возле них стража поставлена. Соймонов и Верден изрядно потрудились [82] для кампании: сняли на карту и описали весь западный берег моря Каспийского вплоть до южного края, от Терека до Астрабада, со всеми городами и заливами, где удобно флотилии нашей пристать.

— Сие важно. Заслуживают производства в следующий чин. — Пётр был явно доволен. — Подашь мне сии карты и планы, надобно их размножить...

— Уже исполнено, государь, — торопливо произнёс Волынский.

— Эдак бы без понукания всегда. — Пётр одобрительно похлопал Волынского по плечу. — От конфидентов что слыхать?

— Ох, ваше величество, турку неймётся. Дауд-Бек и Сурхай, шаховы недруги, послали челобитную турецкому султану Ахмеду через крымского хана. Будто писано в ней, что хотят они под протекцию султанову подпасть и посему просят срочно прислать янычарское войско. Иначе-де русский царь нас заберёт. Очень они этого опасаются. Ведомости сии подлинные, от надёжных людей.

— Гм. — Пётр запустил пятерню в короткие волосы и стал ерошить их. Складка на лбу углубилась. — Наделали мы переполоху. Турок про поход прознал прежде, чем мы на суда погрузились, — есть у него симпатизанты, видно, средь иностранных министров. Стал он стращать наших послов в Цареграде, а те отписывать нам. Велено Головкину с Шафировым отписать успокоительно: мы-де Перейду воевать не станем, а желаем нашу коммерцию охранить от разбойных шаек. Не мыслю, чтоб султан войну открыл, нету у него силы. Но настороже быть надобно.

— Я, государь, полагаю, что более стращает, — согласился Волынский. — Правда, интерес у него к Персиде есть давний. Ведает слабость шахову, а посему охота ему свой кус отхватить, покамест тамошняя власть слабосильна.

— Шаху чрез нашего посланника Аврамова заявлено: ежели турок вступит в его пределы, тогда нам крайняя нужда будет береги Каспийского моря занять, понеже допустить его туда нам не можно.

— Шах ныне бессловесен, ибо слабость да дурость его всем явлена, — подхватил Артемий Петрович. — Вот-вот афганы его столицу захватят, ежели уже не свершилось. Так что вашему величеству дорога открыта. Весь берег до Дербеня, а то и до Бакы падёт в руки ваши, яко переспелый плод.

— Мне то ясно. — Пётр качнул головой. — Препятия особого не будет. Однако довольно об этом. Скажи-ка, каково хозяйствуешь.

— Сады виноградные по вашему повелению развёл. И ягода сия изрядно уродилась. Изволите осмотреть?

— Угодил! — Пётр заулыбался. — Знал, чем угодить. Ещё чего?

— Всё готово к закладке адмиралтейского двора. Вашего величества ожидали. Окажите честь.

— Окажу, само собою.

Поехали смотреть виноградник, заложенный три года назад. Екатерина со своими статс-дамами тоже выразила желание присоединиться.

— Растение виноградное удивления достойно, — захлёбывался Артемий Петрович. — Земля тоща, а ему хоть бы что. Более того, обратите внимание, ваши величества; ради испытания высадили мы несколько кустов в частый песок. И что же — растут! И плод родят как ни в чём не бывало. Сухость тут необыкновенная, попервости велел поливать. Однако ж и без поливу растут.

Гроздья были ещё зелены, и Пётр несколько огорчился: уж очень хотелось ему отведать своего российского винограду и похвастать пред иностранными потентатами.

Волынский утешил:

— К возвращению ваших величеств из походу наберёт сладости и будет готов к столу.

Астраханское сидение затягивалось: ждали казачья ополчения с Дону и калмыков Аюки. Не доспели ещё некоторые полки, двигавшиеся к Астрахани посуху.

— Золотое время теряем, — ворчал Пётр. — Ужо распеку начальников. От Аюки-хана ни слуху ни духу. На открытую измену небось не решится, а проволочку устроит.

— Да, надёжи нету никакой, — вздохнул Волынский. — Сколь волка ни корми, он всё в лес удрать норовит. Однако, государь, в тех побережных краях об эту пору жары неимоверные, тамо лучшее время поздняя осень, да и зима не худа.