Бешир возглашал:

— Услада султану султанов! — и тотчас плотно прикрывал двери.

Церемониал был соблюдён и на этот раз. Фарида осторожно приблизилась к алькову. Ахмед возлежал под лёгким покровом. Он откинул его.

— Твоя раба явилась, — тихо произнесла она и тоже сбросила шёлк. — Я пришла, чтобы угождать тебе, о великий муж, и испить все твои желания. Я твоя покорная раба. Ты позволишь?

— Да, Фарида, я не раз испытал тебя, твою покорность и твои ласки. Тебя ждёт награда. Это не только мой зебб, но и драгоценный перстень.

— Величайшая из наград твоё тело, мой повелитель. Ты доверишь его своей рабе?

— О да, я доверяюсь тебе.

— Тогда позволь мне сначала коснуться губами твоего священного зебба, насладиться его упругостью, его величиной...

— Я сказал!

Губы Фариды были раскрыты как два цветочных лепестка. Она прижалась сосками грудей к ногам Ахмеда, покрывая их лёгкими поцелуями, поднимаясь всё выше и выше...

— О, как он прекрасен. Я возьму от него каплю твоего семени, всего одну каплю, я погружусь в него.

Султан испустил слабый стон, не жалобы, но блаженства. О, Фарида знала всё. Знала она, что теперь может повелевать повелителем — то был ясный знак. Язык её был в движении, он вибрировал то снаружи, то внутри. Султан дышал часто и мелко, глаза его были закрыты.

Фарида оторвалась и уселась на своего повелителя верхом, как амазонка на своего коня. Теперь и её дыхание стало частым, она едва ли не задыхалась в этой скачке.

— О мой султан. Я кончила благодаря твоему великодушию, — наконец произнесла она. — И, если ты отдашь мне всё твоё семя, я с радостью выпью его, как награду самого Аллаха. Но лучше не торопись. — Теперь она целовала и лизала его соски. — Не торопись, потому что я хочу продлить как можно дольше твоё наслаждение. Ведь я знаю, как это сделать. — Её груди коснулись шеи Ахмеда. — Повернись, о мой султан, дай мне коснуться твоих ягодиц губами и сосками.

Султан только сопел, покорный воле своей наложницы. Неожиданно она проворно соскочила на ковёр.

— О мой великий падишах, владыка моего сердца и моего тела, позволь высказать мне одно желание.

— Позволяю, — слабым голосом откликнулся султан.

— Скажи Беширу, чтобы приготовили мою подругу Фатиму. Мы станем ласкать тебя вдвоём, и, клянусь Пророком, ты останешься доволен. Одной из нас ты доверишь спину, а другой — самое заветное. Мы будем меняться.

С этими словами она юркнула под покрывало. Ахмед долго собирался с силами. Наконец он дёрнул шнур и выдавил явившемуся на пороге Беширу:

— Фатиму...

Бешир знал: повеления султана в таких случаях должно исполнять с неслыханной быстротой. Евнухи кинулись со всех ног, выволокли онемевшую от испуга и неожиданности наложницу из её спальни и повлекли мыть и умащать. Один из них сжалился и шепнул:

— Ты удостоилась милости султана...

Фарида встретила её на пороге алькова, завернувшись в кашемировый балдахин, свисавший мягкими складками. Повторилась та же церемония: Фатима склонилась перед султаном, но так как она не отличалась таким же красноречием, как Фарида, то сказала только:

— Великий падишах, я пришла услаждать тебя, как ты захочешь.

Ахмед не отвечал. Он был то ли в полусне, то ли в любовной истоме. Сейчас в алькове повелевала Фарида. Её подруга поняла это по её властному тону:

— Иди сюда, Фатима. Мы вдвоём будем ласкать зебб нашего повелителя. Ты возьмёшь его голову, которую он готов уронить, а я буду покрывать поцелуями два яшмовых яйца. И мы обе пробудим его. Ты согласен, наш великий повелитель?

Султан выдавил из себя звук, похожий на мычание. Он был слаб, но согласен.

Фатима старательно взялась услаждать Ахмеда кончиком своего языка, и вскоре мужество возвратилось к нему.

— О, мы добились своего, подруга. Теперь мы положим его на бок, и я доверю тебе высочайшие округлости. Ты знаешь, как их усладить.

Да, Фатима знала: опыт был приобретён в серале, всё больше с подружками.

Султан молчал. Он совершенно изнемог. Теперь более всего ему хотелось излиться. И он слабым голосом сказал об этом:

— Вы обе возьмёте моё семя. И затем оставьте меня: я буду спать.

Они старались продлить сладостные конвульсии царственного тела. И им это удалось.

Повелитель правоверных простонал:

— Я прикажу наградить вас. Идите.

Засыпая, он неожиданно подумал: русский царь беден, у него нет таких наложниц.

Где стал, там и стан.

Волга — добрая коняшка, всё свезёт, и ей не тяжко,

Сам в корню, а две ляжки в пристяжке.

Долог путь, а изъездчив. И круты горы, да забывчивы.