– Ждем его из нового цикла. Мы напоролись на бессмертного.

Присутствующие понимающе закивали.

– Понятно. Тебе еще повезло, что Святой задержал его достаточно долго и ты смог уйти.

– Если бы это было так, Кирсан не смог бы вернуться с двумя мечами, - возразил Такехиса.

Ладынцев встал со стула и принялся скидывать с себя промокшую и выпачканную в грязи и крови одежду.

– Игнат хотел так сделать, - сказал он, - но я не согласился. Мы его прикончили, этого бессмертного, но Святой сильно пострадал в бою и застрелился после того, как указал мне путь. Но до этого мы с ним успели еще и с фанатиками разобраться.

– Вы... убили бессмертного?! Вдвоем?!!
– выпучил глаза конунг, от его былого гнева не осталось и следа, лицо выражало глубочайшее благоговение.

– Угу. И притом всухую, если не считать, что Игнат не захотел залечивать сломанную руку по-нормальному. Он застрелился исключительно для того, чтобы не пропускать наше грядущее сражение.

– Ничего себе, - пробормотал ирландец, - ну вы даете, русские.

– Знай наших.

Кирсан отыскал себе какое-то тряпье вместо одежды, сил идти в соседнее здание на склад за шмотками у него уже не осталось. Но была еще одна проблема, которую стоило решить до того, как отправиться на боковую.

– Вот что, господа. Фанатики точно знали, куда мы идем, и сумели провернуть свой план очень быстро. У нас завелся предатель. Я сам никому не сказал, куда иду. Кто из вас знал это от Игната?

Такехиса пожал плечами:

– Да все. Когда он взял со склада мечи и ты вышел за дробовиками, Эрнандес спросил, зачем они вам. Святой и сказал, что вы собрались Теней погонять и к Наблюдателю зайти в гости... Я имею в виду, зайти в гости, а не 'зайти в гости' . Ну а в комнате сидело тогда человек двадцать, и не только из лиги, ты сам видел. Так что куда вы пошли, вскоре знал весь лагерь.

– Ладно, неважно теперь. Я пойду посплю в комнатах лиги, Макс, поставь кого-нибудь на часах, чтобы в наши помещения не зашел никто чужой.

– Сделаю, - кивнул Вогель.

***

Двенадцать часов спустя объединенные силы Сопротивления, числом в семь тысяч человек, одновременно выступили из трех пунктов назначения и после непродолжительного марш-броска собрались в двух километрах от колоссальной туманной области, скрывавшей в себе начавшуюся стройку и неизвестное число строителей. Движение Сопротивления собрало в своих рядах практически все боеспособное население, в поселках остались только женщины и небольшое число неприсоединившихся. Это было к лучшему, своим присутствием они удержат обжитые места и склады с едой, находящейся в стадии 'превращения', от распада и тлена, и после штурма стройки участники смогут вернуться обратно.

Кирсан и Святой, который объявился в расположении войск буквально за четверть часа до выступления, на скорую руку организовали полевой штаб в покосившейся, грубо сколоченной хибаре, неизвестно кем и для чего выстроенной прямо на болоте. Вначале здесь объединились две колонны, началось перераспределение вооружения и боеприпасов. Полчаса спустя подошла третья колонна.

Внутрь штаба, где уже заседали вокруг грубо начерченной схемы местности руководители движения, вошли командиры третьей колонны. Конунга Кирсан узнал сразу, а во втором, немецком пехотном майоре в парадном мундире со всеми регалиями и дюжиной медалей и орденов на груди, в том числе с рыцарским крестом и нагрудным знаком 'За рукопашный бой' первой степени, показался вначале настолько незнакомым, что разведчик, несмотря на профессиональную зрительную память, не сразу узнал в нем Дистля.

Переодевание немца, как оказалось, напрягло не только Кирсана. Но если Ладынцев уже давно решил, что с людьми, с которыми при жизни он бы за руку здороваться побрезговал, в смерти придется поддерживать союзнические отношения просто ради того, чтобы посмертие не затянулось навечно, и при виде нацистских орденов и регалий только поморщился, то некоторые другие оказались менее сдержанными.

Первым отреагировал офицер-танкист.

– Дистль, а что это ты на себя понацеплял, а?
– мрачно спросил он.

– Свою парадную форму с боевыми орденами, - ровно ответил немец.

– Это я и так вижу! Только на кой ляд?!

В ситуацию тот же час вмешался Святой.

– Так, Трофим, сбавь-ка обороты, - сказал он и повернулся к Дистлю: - просто между прочим, ты собрался не к Гитлеру на парад, а в бой, причем на одной стороне с людьми, для которых гитлеровские ордена - как быку красная тряпка. Мы все и так знаем, кто есть кто, но твоя выходка смахивает на провокацию.

– В парадной форме и со всеми орденами я пошел в свой последний бой под Берлином, - отчеканил майор, - и сейчас, когда мне предстоит еще одно важное сражение, я надел их вновь. Я горжусь своими наградами и не намерен снимать их лишь потому, что кому-то из моих бывших врагов они не нравятся. Неприязнь к Гитлеру и нацистскому режиму мне понятна - но какие претензии ко мне? Я солдат. Такой же, как и ты, герр Трофим.

– Ты фашист, увешанный фашистскими побрякушками!
– зло сплюнул танкист.

– Я солдат Германии, - с достоинством ответил Дистль, - в национал-социалистической партии не состоял, фашистом не являюсь, и на моей груди - награды за мужество, отвагу и верность моей стране. И пусть знак 'За рукопашный бой' мне вручал лично фюрер - важно, не какого режима эта награда, а за что вручена. Послушай, Трофим. Мы оба с тобой солдаты, сражавшиеся каждый за свою страну и погибшие на той войне. Какое у тебя право судить меня?