— Что? Легионы… — по рядам демонов прошелся оживленный шепоток.

— Они уже на наших землях, — вторили им другие. — Нужно возвращаться… нужно…

— Молчать, — взревел Абаддон, в мгновение ока усмирив усомнившихся шептунов. — Мы и с места не сдвинемся до тех пор, пока ты не откроешь нам все карты. Уж поверь…

Слабый едва уловимый бой барабанов, раздавшийся у врат замка, заставил всех замолчать, прислушиваясь к происходящему. Стоны, едва слышные из-за расстояния, ударили в колокола, а потом на землю опустилась гнетущая тишина.

— Все началось! Мы опоздали! — с укором в голосе, произнес Абаддон. — Их кровь будет на твоих руках.

Каждый из присутствующих затаил дыхание, казалось даже адские кони, до этого рывшие землю своими копытами, затихли. Это молчание растянулось на вечность, хотя на деле заняло не больше минуты, а потом, словно гром, сотрясший небеса, раздался голос Сатаны. Он, выйдя за пределы Черного замка, подхваченный ветром, разнесся по самым дальним уголкам Преисподней. И не было в проклятых землях демона, не слышавшего его последнего призыва.

— Братья и сестры, никогда мы с вами не были едины, но все же мы были вместе, ибо объединяло нас нечто большее, чем идеалы, насаждаемые властью. Нас объединяла свобода и общие враги. И врагами этими были небожители, заточившие нас в эти проклятые земли. Но мы, не жалея крови, сражались с ними, пока не отвоевали право подниматься в мир людей. И что теперь? Этого кровного права мы были лишены! Лишены ни Господом, ни ангелами, а одним из доверенных рыцарей Люцифера! Смутьяном и предателем! Он посулил вам великую власть, титулы, достаток, но пока что только отнял у вас свободу.

Оглядев небольшой отряд, ловивший каждое слово Сатаны, Асмодей достал из кармана перстень с огромным черным ониксом, зажал его в ладони, и все-таки одел на безымянный палец. В миг картинка перед глазами затянулась сероватым туманом, и из нее начали проглядывать до боли знакомые стены дворца Люцифера. В очередной раз он видел мир глазами своего обреченного товарища, чувствовал его слепую решимость, был бессловесным наблюдателем жестокой казни. Он будто оказался на невольничьем рынке, на том самом месте, где его предали публичной порке. Только теперь на этом месте находились десятки собратьев, чьи ступни целовало первородное пламя, заключенное в магические оковы. Тысячи жаждущих зрелища демонов собрались перед плахой, молчаливо вслушиваясь в последние слова приговоренного, а Сатана продолжал и с каждой секундой его голос становился все громче, громом вырываясь за пределы Преисподней и сотрясая мир людей. Несчастный поднял голову к огромному балкону, где в тени золотых штандартов стоял Вельзевул, молчаливо наблюдая за деянием рук своих.

— И теперь я стою перед Вами, осужденный на казнь, — продолжал Сатана, — осужден лишь за то, что сохранил веру и готов был за нее сражаться! И вера эта — не вера в Люцифера, эта вера в нашу свободу, в права, за которые мы без устали проливали кровь. Меня, Сатану — одного из сильнейших демонов трех миров приговорили к смерти за то, что я не пожелал превращаться в покорного раба, памятуя о той жертве, которую мы понесли в небесной битве. Мы любили свободу, мы не покорились Богу и пали, и кем мы будем, если тысячелетия спустя покоримся презренному демону?

По рядам присутствующих на площади прошелся одобрительный шепоток, но никто не двинулся со своих мест, выжидая дальнейших событий. Сатана было собирался продолжить, но в ту же секунду первородное пламя, заключенное в магический сосуд, поставленный под ногами демона, вырвалось на свободу. Зеленоватые языки огня поднялись к его груди, оставили смертельные поцелуи на вздувшейся коже, и потом поглотили целиком.

— И пусть мою душу поглотит пустота, где ее разыщет истинный владыка Преисподней! Я завещаю свою душу Люциферу!

Это ужасающее действо заняло лишь несколько секунд. Пламя из которого вышли первые демоны поглотило свое порождение, завершив жизненный цикл, но оставило в памяти всех собравшихся незаживающую рану. Никогда никто из демонов не решался осквернить первородное пламя. Эта была великая сила, которая почиталась в рядах падших, и теперь эта сила была в руках жестокого диктатора.

— Мы погибаем за свободу, — подхватила речь Сатаны одна из прикованных подле него демониц. –Мы — это вы, а точнее те, кем вы когда-то были, мы воплощение великих идей, свободы от которых вы отказались! Но мы не забыли! Помните и вы! Помните, кто вы! Мы — не рабы, свобода — наше знамя!

Секундой спустя и ее тело пожрал огонь, демоница взвыла адским воем, и крик ее, подхваченный ветром, унесся еще дальше голоса, заставив всех содрогнуться от ужаса. Больше никому не дали возможности произнести последнее слово. Приговоренным закрыли рты, предав позорной казни на главной площади в назидание тем, кто отважится пойти по их стопам.

Поспешно стянув с пальца перстень, Асмодей ощупал свое тело, будто проверяя есть ли на нем ожоги, а потом бешеными глазами воззрился на Абаддон, который стоял бледнее обычного, вцепившись в гриву двурогого кошмара. Его фиалковые глаза горели злостью, а пухлые губы сжались в тонкую полоску.