– Нет, – оставшись в очередной раз неуслышанным, Мэйо дал волю злобе. – Там еще ветер и морская пена.

Нереус уловил опасное настроение хозяина, но был бессилен повлиять на ситуацию. Невольника снова отправили в трюм.

Закат догорал и триера встала на якорь у берега. Большинство моряков покинули корабль. Промаявшись с час, островитянин задремал. Его разбудил зычный окрик гортатора :

– Геллиец Нереус! Вылезай! Живо!

В лилово-фиолетовых просветах туч мерцали звезды. Оголенная мачта издалека напоминала устремленное к небу гигантское копье, наконечник которого терялся среди укрывшей залив матовой темноты. Ежась спросонок, раб молча следовал за командиром гребцов. Тот приказал сидящему возле наковальни моряку сбить с островитянина кандалы и грубо велел ему:

– Иди быстрее!

– Куда мне надлежит идти? – уточнил юноша.

– К хозяину. С ним приключилась беда.

Огорошенный этим известием Нереус в мгновение ока добежал до палубной надстройки, где ночевал молодой нобиль. В маленькой комнатке на узком лежаке валялся Мэйо – бледный, потный и хрипло дышащий. Волосы поморца разметались по подушке. Лицо исказилось страданием. Левая рука судорожно мяла край тонкого одеяла, правая – безжизненно свисала с постели.

Возле масляной лампы стоял сар Макрин. Он выглядел постаревшим и более изможденным, чем обычно. Рядом с градоначальником мраморным изваянием замер триерарх , тоже немолодой, благородных кровей мужчина.

Почтительно согнувшись, геллиец шагнул мимо них и быстро опустился на колени. Он осторожно взял хозяина за кисть, поцеловал его горячие пальцы и аккуратно положил ладонь поморца себе на голову.

Мэйо погладил раба по волосам с бережностью, которую почти никогда не проявлял к вещам.

– Такое уже случалось во время зимних гроз, – откашлявшись, сказал Макрин. – Врачи объясняют его кошмары и странные видения тяжелым душевным расстройством. Оттого он не вполне дает отчет в своих поступках…

– Мои познания лекарской науки весьма ограничены, – насупился триерарх. – Однако это похоже на «Поцелуй Язмины».

Островитянин напряженно сглотнул. Он неоднократно слышал о загадочной болезни, поражающей лишь мужчин знатного происхождения. Она вызывала фобии, мнительность, приводила к бесплодию и преждевременной кончине, чаще всего – самоубийству. Тревога сильнее сдавила горло Нереуса.

– Да, – помявшись, согласился Макрин. – К сожалению, от «Поцелуя Язмины» нет противоядия, возможно только облегчить страдания чем-то приятным. Мэйо любит животных – особенно лошадей и собак. Я дарил ему лучших скакунов, а жена посчитала, будто говорящая безделица доставит сыну больше радости. Мальчику и вправду нравится возиться с этой игрушкой: наряжать ее, кормить с рук, повсюду таскать за собой.

– Правила, касающиеся рабов, продиктованы соображениями безопасности, –заученно произнес триерарх и добавил, смягчая тон: – Однако, как я вижу, здесь особый случай. Вы можете дать гарантии в лояльности этого невольника?

– Разумеется, – чуть громче сказал градоначальник. – Он воспитан в духе покорности, исполнительности и безоговорочного послушания.

– Вашему сыну достался поистине редкий образец. Среди подобных вещей с избытком встречаются лентяи, воры и смутьяны. В былые времена им запрещалось не только говорить в присутствии людей, но даже шевелить губами. За кашель и икоту на сутки лишали пищи и ставили к столбу. Теперь и побои не держат их в узде, – пробурчал капитан. – Любимых кукол следует пороть чаще и изнурять трудом. Лишь полосы на шкуре напоминают им о необходимости соблюдать приличия. Утром я снова пришлю сюда медика и, надеюсь, что с вашим сыном все будет в порядке.

– Близ Рон-Руана врачует эбиссинец Хремет. Я планирую пригласить его к Мэйо, – Макрин сделал пару шагов и, обернувшись возле двери, грубо бросил Нереусу: – Тебе оказана небывалая честь, раб. Если хоть волос упадет с головы моего сына, ты проклянешь женщину, породившую тебя на свет.

По-прежнему стоя на коленях, островитянин скрестил запястья и умоляюще заломил руки.

Едва мужчины покинули комнату, как Мэйо тотчас приподнялся на локте и с улыбкой помахал перед геллийцем собственным длинным волосом:

– Кажется, он падает! Хватай быстрее!

Нереус охнул от удивления:

– Тебе полегчало, господин?

– Настолько, что я готов прямо сейчас испить вина и облобызать девицу, но за неимением последней, придется ограничиться вином.

Невольник вскочил и спешно налил ароматный напиток в позолоченный кубок нобиля.

– Плесни себе тоже! – поморец уселся с таким изяществом будто позировал художнику. – Выпьем за мой успех.

Раб поднес ко рту медный кубок и замер, пораженный страшной догадкой:

– Ты притворялся хворым!

– А ты поверил, будто я при смерти?

– Да.

– Ну и простодырый!

– Все эти речи о «Поцелуе Язмины» нагнали на меня страху, – признался геллиец.

– Ерунда, – фыркнул Мэйо. – Кошмары снятся многим. То, что я пока не обзавелся детьми, легко объяснимо: мужское семя еще не в полной мере налилось. Неприятие одиночества – банальная причуда. Я слишком люблю жизнь и не готов с ней расстаться!

– Надеюсь, это правда, – Нереус одним махом осушил кубок. – Последнее, чего бы я хотел – узреть тебя в носилках под пурпуром.