Шрифт:
– Ты почему телефон выключил?
– Выговаривал он мне.
Да потому что от телефона ничего хорошего не ждал. Но пришлось включить, что уж делать - нет такого возраста, в котором можно перечить отцу. Во всяком случае, по такой мелочи.
Для успокоения работников салона, выложил пачки пятитысячных на столик. Мало их на вид, кстати говоря: всего три в банковской оплетке и еще одна стопка россыпью - не чувствуется особо сумма. В качестве скидки, между тем, страховку подарили, а так же все эти коврики довеском. Но все равно - персонал вился, как пчелы на мед. Собственно говоря, мед и был под нашими стульями, а трудолюбие окружающих соответствовало.
Даже номера нам новые вместе с регистрацией оформить умудрились - оказывается, по новому закону теперь можно прямо тут на учет ставить.
– Мать в торговый центр отправила за стиральным порошком, - фыркнул папа, выруливая со двора автосалона.
– А приеду с новой машиной.
– Тут главное стиральный порошок не забыть.
– Это да. Спасибо, сын, - потрепал он от избытка чувств меня за плечо.
А я смотрел на смски, пришедшие за это время, и думал, что кармическая справедливость все-таки есть.
'Давай начнем все сначала'. И ладно бы одна - три сообщения, с трех номеров, независимо друг от друга... Лена, Таня, Лилия... Да, там - сверху - была россыпь ругательств, бесконечная череда 'почему молчишь' и 'не могу дозвониться, позвони мне'.... Всякое там было, с самого утра, но завершалось одинаково.
Еще 'Нам нужно серьезно поговорить' от Анны Михайловны. Но это мы в рабочем порядке, завтра.
Что до девушек - если действительно начать все сначала да со всеми тремя, они меня точно пристрелят. Вроде, светло на душе от их сообщений, но одновременно и грустно - как у диабетика, задувающего свечи на праздничном торте. Так и хочется загадать желание 'не помереть' и есть, наслаждаясь, наплевав на все... Но и жить-то как хочется - оттого самосохранение оберегает от глупости, такой доступной и приятной.
Решения все-равно не было, несмотря на очевидные и логичные варианты. Может, действительно влюбился во всех троих. А может, виной тому блуждающая на краю мысль, что привычному миру совсем скоро наступит конец.
Кто знает, как станет 'нормально' завтра? И будет ли это завтра у человека, изнуряющего себя диетой.
Найти бы, с кем обсудить - покосился я на папу, но этот вариант отмел тут же. У человека счастье и новая машина, а так же тридцать лет в браке - спрашивать просто неловко. Вместо сложных бесед, просто поддакивал на одобрительные речи и хвалебные возгласы отца в адрес автомобиля.
Есть, правда, телефон психолога, с разрешением звонить в любое время дня и ночи, и даже с выездом ко мне домой для решения острых личных проблем... Однако, вспоминая ее грудь, боюсь, что только усугублю.
Пока ехали по городу, мысли, в целом, были нейтральны. Но как стали попадаться на глаза знакомые виды, чуть взгрустнулось. Вспомнилась развязка вчерашнего дня, мысли о смене места жительства, только что отремонтированного и одновременно - привычного. Да и любил я этот район - район котов, ухоженных и подкармливаемых всем миром, вольготно греющихся на бетонных плитах возле подъезда и умно поглядывающих из подвальных окошек. Не то, что районы собак на окраинах, где бездомные псы сбиваются в стаи, и смотрят зло на предавший их мир людей. Там тоже довелось жить короткое время...
Выходило, что переезжать никакого желания. Да и судя по последним новостям, с Лилией можно будет восстановить добрососедские отношения, пусть даже формальные, на уровне приятельства. Оставалась только Клавдия Никитична, что вчера вечером, что сегодня днем сидевшая на страже у подъезда. Вот уж кто, вооруженный 'всей правдой про меня', от меня просто так не отстанет.
Можно, конечно, лавочку спилить (или перенести к соседям), и не видеть каждый день ее осуждающий взгляд. Но это не избавит от последствий ее отношения: вроде визитов участкового, неприятных слухов и низкой репутации у других бабушек, которые запросто могут позвонить на работу или родителям. Люди с неограниченным личным временем деятельны и опасны. Значит, тут тоже надо мириться и выкручивать ситуацию в свою сторону.
С такими мыслями, попросил отца сделать круг по району и только потом возвращаться к подъезду. Тот удивился, но возражать не стал - а потом как-нибудь объяснюсь. Сделать это будет гораздо проще, чем под крики бабки и обвинении в низкой социальной ответственности сына. А я не такой. Я, в общем-то, добрый и положительный человек - что и поспешил доказать, подхватив одну банку с медом и прошествовав с ней прямо к поджавшей губы старушке на лавочке.
– Это вам, за заботу, - успел я раньше, чем она произнесла жесткое и обвинительное в мой адрес.
Трехлитровая банка меда тут же была положена под левый ее бок. Сам я присел рядом и, легонечко подхватив ее руку, которую та от удивления не отдернула, осторожно, но искренне потряс в рукопожатии.
– Если бы не вы, Клавдия Никитична, не знаю, что и делал бы. Спасибо вам огромное!
– Да ладно, что уж, - смутилась она, поглядывая на банку с медом и меня с интересом.
– Как будто я не понимаю.
Хотя по лицу было видно - не понимает. Но разубеждать не стал, вредно это.
– Вы уж извините, нашумели немного, запутались. Без вас бы не разобрались, точно говорю!