Шрифт:
– Сегодня я виделась с твоим отцом. – Прежде чем Джон успел как-то отреагировать, она поспешно продолжала: – Я тебе обещала. И я рассказала ему, как все было.
– И он тебе поверил, – скептически сказал Фиске.
– Я сказала правду. Он тебе позвонит.
– Спасибо, но я хотел бы, чтобы ты не вмешивалась.
– Он заполнил некоторые пустоты.
– Например? – резко спросил Джон.
– Например, о том, почему ты перестал быть полицейским.
– Проклятье, Сара, тебе было незачем это знать.
– Нет, не так. У меня есть очень серьезная причина это знать.
– Интересно, какая?
– Ты и сам знаешь!
Несколько минут оба молчали. Фиске смотрел на стол и вертел в руках соломинку. Наконец он выпрямился и скрестил на груди руки.
– Значит, отец рассказал тебе все?
– Да, о стрельбе. – Теперь Сара говорила осторожно.
– Значит, ты знаешь, что я, скорее всего, отброшу копыта в шестьдесят или даже в пятьдесят.
– Я думаю, ты сможешь справиться с любыми проблемами, которые перед тобой встанут.
– А если нет?
– Даже если нет, для меня это не имеет значения.
Фиске подался вперед.
– А для меня имеет, Сара.
– Ты отказываешься от той жизни, которая у тебя есть?
– Я считаю, что живу и двигаюсь в правильном направлении.
– Может быть, – не стала спорить Сара.
– Ты же знаешь, ничего не получится.
– Получается, что ты об этом думал?
– Да, думал. А ты? С чего ты взяла, что тобой не руководит импульс? Как в том случае, когда ты купила дом?
– Это то, что я чувствую.
– Чувства меняются.
– Знаешь, гораздо легче признать поражение, чем над чем-то работать.
– Когда я чего-то хочу, стараюсь изо всех сил, чтобы это получить.
Фиске и сам не знал, почему так сказал, но он увидел, как на лице Сары появилось отчаяние.
– Понятно. Значит, у меня в данном вопросе нет права слова?
– Ты не хочешь делать такой выбор. – Сара ничего не ответила, и он продолжал после короткой паузы: – Отец рассказал тебе далеко не все, потому что он сам не все знает.
– Он рассказал, как ты едва не умер и как погиб другой офицер. И тот человек, который в тебя стрелял. Я могу понять, как это изменило твою жизнь. Как у тебя могло возникнуть желание ее изменить. Я думаю, ты поступил благородно, если я подобрала правильное слово.
– Ты даже близко не подошла к правде. Ты действительно хочешь знать, почему я так поступил?
Сара почувствовала, как изменилось его настроение.
– Скажи.
– Мне стало страшно. – Он кивнул. – Мною движет страх. Чем дольше я оставался полицейским, тем сильнее все превращалось в «мы против них». Молодые, злые, с пистолетами, позволяющими им утвердить свою правоту…
Фиске смолк, продолжая смотреть через стекло внутрь кафе, где люди покупали освежающие напитки. Они казались беззаботными и счастливыми, преследовали какие-то вполне осязаемые цели; они были всем, чем он никогда не сможет стать. Джон снова повернулся к Саре.
– Я продолжал снова и снова арестовывать плохих парней, но создавалось впечатление, что они оказывались на улице еще до того, как я начинал заполнять бумаги. И они могли пристрелить тебя без малейших колебаний – так ты наступаешь на таракана. Понимаешь, они тоже играли в игру «мы против них». Ты их сплачиваешь. Молодые и черные, попробуй поймать, если сможешь. Копы тебя преследуют? Убей их, если сможешь. Все происходит быстро, и тебе не нужно делать выбор из-за отдельного человека. Это как наркотик.
– Но так поступают не все. Мир не состоит из таких людей.
– Я знаю. Знаю, что большинство – черные, белые и все остальные – хорошие люди и ведут сравнительно нормальный образ жизни. Я действительно хочу в это верить. Но как полицейский я не сталкивался с такими людьми. Нормальные корабли не заплывали в мою гавань.
– Значит, та перестрелка заставила тебя многое переосмыслить?
Джон не стал отвечать сразу.
– Я помню, как опустился на колени, чтобы посмотреть, что с парнем, который упал, – медленно заговорил он, – но оказалось, что он лишь имитировал судороги. Я услышал выстрел и крик моего напарника, выхватил пистолет и стал поворачиваться. Сам не знаю, как я успел выстрелить. Пуля угодила парню в грудь. Мы оба упали, он уронил пистолет, но я сумел удержать свой. И навел на него оружие. Он находился всего в футе от меня. После каждого его вздоха кровь красным гейзером вырывалась из пулевого отверстия у него в груди. Он издавал свистящие звуки, которые я часто слышу во сне. Его глаза стали стекленеть, но тут ничего нельзя утверждать наверняка. Я знал: он только что стрелял в моего напарника и в меня. Казалось, мои внутренности растворяются. – Джон сделал глубокий вдох. – Мне ничего не оставалось, как смотреть, как он умирает, Сара. – Он замолчал, вспоминая, что мог стать еще одним полицейским в гробу, похороненным и почти забытым всеми.
– Твой отец сказал, что, когда вас нашли, ты обнимал его, – мягко напомнила Сара.
– Мне показалось, что он попытался схватить мой пистолет. Один мой палец лежал на спусковом крючке, другой я вставил в дыру у себя в животе. Но он даже руки не поднял. А потом я услышал, как он заговорил. Сначала я едва различал его слова, но он повторял их до тех пор, пока я не понял.
– И что он сказал? – тихо спросила Сара.
Джон выдохнул; ему вдруг показалось, что сейчас из его ран снова брызнет кровь и усталые внутренние органы откажутся работать на двадцать лет раньше срока.