Поудобней расположившись в кресле наместника, я приготовился принимать очередной отчёт. Стремительно пройдя внутрь, солдат глубоко и почтительно поклонился, сразу же начав говорить:

– Ваша милость, нам удалось разобраться, как именно исчезли двести рабов из мраморного карьера.

Я вопросительно поднял брови, не утруждая себя вопросом.

– Мы опросили рабов, прежде работавших на этой каменоломне из тех, кто остался в живых. Они рассказали о старом, заваленном камнями проходе. Его расчистили. Сам проход выходит прямиком на другую сторону гор. Однако рабов там не оказалось. Наверное, успели уйти дальше. Стоит ли продолжать поиски?

Подложив кулак под щёку, я уставился в открытое окно на маленькую птичку, сидящую на ветке дерева и мирно чистившую пёрышки.

– Насколько мне известно, - проговорил я лениво, - эти горы являют собой границу Империи, за пределами которой легко наткнуться на республиканцев. Слишком велик риск. Оно того не стоит, к тому же от этих рабов всё равно были одни убытки.

– Их хозяин точно не останется доволен, - заметил солдат с улыбкой облегчения.

– Из-за прекращения поставок мрамора в ближайшее время, здание порта будет строится ещё лет десять вместо запланированных пяти. Обе стороны в проигрыше.

– Так и передать?

– Именно так.

Ещё раз низко поклонившись, солдат спешно удалился.

– Чёрный рыцарь императорской армии с аудиенцией!
– подал голос дворецкий, явно не собиравшийся давать мне передышку.

Следующий гость вошёл неспешно, и я не сразу удостоил его хоть каплей внимания. Но когда всё-таки повернул голову, то напрягся всем телом, живо выпрямляясь в кресле. Остановившись в нескольких шагах от возвышения, Вас поклонился, положив ладонь в области сердца.

– Я решил, что должен лично доложить вам о своём переводе в другой город, - проговорил он ровно.
– Бежевый рыцарь сообщил мне о вашем одобрении, несколько удивившем меня. Но, уверен, так будет лучше.

– Конечно же, - с напускной бравадой откликнулся я, но искусственный пыл сразу потух, и повторил уже куда тише.
– Конечно же... Когда ты уезжаешь?

– Через пару дней.

– Тогда, - ноги перестали подчиняться здравому рассудку, и, спустившись вниз, я крепко обхватил Васа руками, прижимая к своей груди, - позволь обнять тебя напоследок.

Зажмурившись, я наслаждался этим моментом, одновременно ощущая, как стремительно стучащее в груди сердце рвалось в клочья от неизбежности горького расставания. Но, свесив руки вдоль тела, Вас не спешил обнимать в ответ, вместо этого он произнёс:

– Не понять мне ваших порывов, принц. Твердите о любви, а сами причиняете лишь боль и отворачиваетесь от того, кто бы должен быть вам дорог. Изуродовали лицо, обрезали волосы, не дали отпуск, когда в нём нуждался.

Вас оттолкнул меня. Не сильно, но я недостаточно крепко стоял на ногах, вдруг ослабевших от внезапных обвинительных речей, и рухнул на широкие ступени, ведущие к креслу наместника. Спиной прочувствовал их жёсткость, опёрся ладонями о покрытое ковром дерево, приподнимаясь.

– Я всё думал, - продолжал Вас безжалостно, прожигая меня сердитым взглядом, - что, быть может, вам нравится страдать. Настолько благополучна ваша жизнь, а капля муки расцвечивает монотонные дни. А мне повезло стать вашей игрушкой. Относись вы ко мне как к человеку, то стали бы добрее, потому что чувства есть не у вас одного.

Он отвернулся, обойдя меня, поднялся по ступеням и опустился в кресло с высокой спинкой.

– Ты не можешь занимать это место, - заметил я веско, вставая и приближаясь к чёрному рыцарю так удобно расположившемуся в кресле наместника, словно сидеть на нём его обыденное занятие.

– Почему же? Здесь довольно удобно.

Я вцепился в подлокотники, склоняясь над Васом, глядя в изувеченное заживающей раной лицо. Он не опустил взгляда.

– Прости за боль и этот шрам.

Нагнувшись, попытался его поцеловать, но Вас увернулся и ловко пролез под моей рукой, отступая в сторону.

– Словами тут ничего не исправишь.

– И чем же исправишь?
– я обернулся вслед.
– Ты заманиваешь меня в ловушку?

– Ловушку... в чём же тогда подвох?

– Не знаю, - честно признался я, изнывая от желания к нему прикоснуться.
– Но я вовсе не считаю тебя своей игрушкой, Вас. Это ведь ты бездумно поцеловал меня.

– Разве вы не назвали тот поцелуй убогим?

Не удержался от улыбки, снова приближаясь к нему, и взял за руки. Маленькие, они так легко уместились в моих ладонях.

– Останься со мной, - попросил я, хотя мог приказать.
– Не оставляй город.

– Зачем?

– Потому что я хочу дать тебе шанс полюбить меня, - эти слова дались труднее всего. Привык быть обожаем, даже когда не стремился к подобному и перестал действительно стараться для собственного счастья. Всё давалось легко сыну нынешнего великого Императора. Жизнь обратилась в монотонную рутину без смысла, но теперь я впервые за долгое время увидел свет. Собственную судьбу в этом островитянине, чьи холодные руки сжимал в своих горячих ладонях.