Как-то раз разозлилась синь поднебесная. Откуда-то вырвался сильный ветер. Он валил все на своем пути. Затем прорвало небесные трубы, и полилось как из ведра. Я стояла у окна и смотрела на безумие природы. Умный ворон каркал на подоконнике: «Придурки, придурки, пр-р-рячьтесь, пр-р-рячьтесь». Он хотел улететь, но ветер подхватывал его и швырял обратно. Крылья уже не могли справиться с сильными порывами ветра. Ливень намочил перья и сделал тело еще более неподвижным и тяжелым. Но ворон продолжал сопротивляться ветру, ливню, природе. Его все бросало и бросало, он бился крыльями об окно и стену и, прожив на Земле триста лет, готов был уже погибнуть в схватке с природой. Но это был умный ворон. У него все же хватило ума камнем упасть вниз и спрятаться от стихии под крыльцом.

В это время всех позвали на ужин. Не ходить на ужин не разрешалось, даже если ты был сыт. Считалось нарушением режима. Но стоять и считать головы, когда такой разгул стихии, никто тоже не будет. Бывали редкие моменты, в случае форс-мажора, когда разрешалось передвигаться, как здесь говорили, «по зеленой». То есть не строем.

Я сильно рисковала, но решила не идти. Девчонки быстро сбегали и вернулись, сильно промокнув. Рассказали, что, когда сидели в столовой, от порывов ветра упала с потолка люстра, и как раз на то место, где обычно сидела я.

На облаке болтали два ангела. Они говорили, что работа у них тяжелая, неблагодарная. Говорили, что люди глупые и не понимают: когда Господь что-то забирает, нужно не упустить того, что он дает взамен. Еще они говорили, что им сверху очень хорошо видно, кто чем на Земле занимается. А рядом, на другом облаке, сидел Бог и продолжал лепить из глины новых людей. Он бережно замачивал глину и не спеша лепил человеческие фигурки. Людей нужно сделать много, глину следует экономить, чтобы на всех хватило. Бог разговаривал с фигурками, вселяя в них душу, объяснял, какими они должны быть. А что происходило в это время на Земле? Что делали люди? Люди бросались друг в друга грязью. Грязь до кого-то долетала, до кого-то — нет. Но руки у людей все равно уже оказывались испачканы.

Бог был очень занят своим любимым делом и не видел, чем занимались люди. Он продолжал лепить новых человечков и объяснять прописные истины в надежде, что люди когда-нибудь поймут. Он бесконечно занимался этой тяжелой и неблагодарной работой, а люди продолжали бросать друг в друга комья грязи. «Жизнь — это тяжелая работа», — сказал мне кто-то, и я проснулась. Была еще темная осенняя ночь, все спали. Дежурные пришли на просчет, пересчитать спящие головы, и даже их шаги и треск рации не разбудил людей. Я опять заснула, и мне вновь приснилась та же черная стена. Я опять шла, падала, разбивая в кровь колени, снова поднималась и шла. «Жизнь — это очень тяжелая работа», — с этой мыслью я проснулась, когда голос из репродуктора заорал:

— Внимание, зона! В учреждении объявляется подъем!

Меня кто-то пытался разбудить грубыми толчками в бок. Так не хотелось открывать глаза… Только что объявили отбой, и сон быстро умчал меня в царство Морфея. Я протестующе бормотала сквозь сон: мне не нравилось, что кто-то хочет потревожить заслуженный мной отдых. Но будивший меня человек не успокаивался, он тряс мою вторую шконку, как трясут яблоню, обнаружив на верхушке единственный заветный плод, который держался прочно и не желал падать.

Я села на постели, еще не понимая, что происходит. Передо мной стояла дежурная.

— Собирайтесь.

— Куда?

— Узнаете.

— Прямо сейчас?

— Да.

Куда, зачем?.. Что за необходимость куда-то мчаться ночью?..

— Можете мне что-нибудь объяснить?

— Сейчас вам все объяснят.

Мне приказали надеть верхнюю одежду. Значит, поведут куда-то за пределы здания. Меня вывели во двор и проводили в сторону административного корпуса. На улице февраль. На душе холодно, да и нехорошее предчувствие еще сильнее морозит душу. Что происходит? «Меня ведут на расстрел», — мелькнула в голове шальная мысль. Именно так, наверное, водят на расстрел. Ночью, чтобы не было свидетелей, чтобы проснулись люди, а тебя нет. Первая мысль, которая в таких случаях возникает у зеков, — освободили, повезло человеку.

Меня ввели в кабинет. За столом сидел полковник Корнеев. Работать тут он начал недавно и уже успел заслужить у зечек славу тирана и матерщинника. Проверяя отряды, он обнаружил кошку, которая спала на кровати одной зечки. А заводить животных в местах лишения свободы категорически запрещено по уставу. Он не нашел ничего лучшего, как придушить несчастную кошку на глазах у всех, и сказал, что будет так поступать с каждой кошкой. Удивить зечек сложно: многие из них совершили преступления с особой жестокостью, но тут всем стало ясно, что с этим человеком шутки плохи. К нему быстро приросла кличка Полковник Фаллос.

Про меня, видимо, забыли; предыдущий начальник, дав мне клятвенное обещание не трогать меня, несмотря на прямое предписание, оказался человеком слова. И вот близилось УДО, условно-досрочное освобождение, а у меня, как ни странно, не было ни одного нарушения.

Полковник сидел в вальяжной позе, явно поджидая меня.

— Ну что, тварь конченая, кошка обосранная, допрыгалась?!

Я посмотрела вокруг себя. Проверила, нет ли кого рядом. Такую фразу я в свой адрес никак не ожидала услышать.