Забытые пьесы 1920-1930-х годов
вернуться

Саркизов-Серазини Иван Михайлович
Шрифт:

Братва! Да что же это? Тьфу, ну и засыпался!..

НАТАЛЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Час от часу не легче… Бандит… шантажист… да что со мной!.. Глаза!.. Где были мои глаза? Позор! Стыд! Насмеялись… натешились… О боже, боже!..

БЫСТРОВ. Граждане, не волнуйтесь. Случилось то, что должно было случиться. Проснитесь и взгляните на окружающую жизнь, прислушайтесь к несущимся звукам бодрой песни и вместе с необъятной армией незаметных кузнецов стройте радостное настоящее, не оглядываясь на прошлое… И тогда… тогда не страшны будут Шантеклеровы, не страшны Запеканкины! Граждане, не будьте доверчивы к проходимцам, а станьте честными рабочими великого Союза! Прощайте…

БЫСТРОВ вместе с прибывшими медленно проходит через толпу ошеломленных гостей. НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА рыдает. При полном молчании стоящих гостей выводят арестованных.

Занавес тихо падает.

Конец.

Александра Воинова (Сант-Элли)

«Акулина Петрова»

КОМЕДИЯ В ЧЕТЫРЕХ ДЕЙСТВИЯХ

Действующие лица:

СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ПЕТРОВ, квалифицированный рабочий, коммунист.

АКУЛИНА МЕФОДЬЕВНА, его жена, беспартийная.

СЕНЯ и МИША, их дети, 14 и 12 лет.

ЯКОВЛЕВНА, приятельница Акулины.

ОЛЬГА ИВАНОВНА БРЮХАЧЕВА, служащая, секретарша завкома, коммунистка.

ДМИТРИЙ ПАВЛОВИЧ БРЮХАЧЕВ, ее муж, демобилизованный конноармеец, беспартийный.

коммунисты-рабочие:

ЕГОР БОРЗУХИН.

СИДОР ПУШКАРЕВ.

КОСТЫЛЯНКИН, старик-сектант, бывший муж Яковлевны.

КУЗЬМИЧ, лавочник.

1-й РАБОЧИЙ.

2-й РАБОЧИЙ.

3-й РАБОЧИЙ.

4-й РАБОЧИЙ.

РАБОТНИЦА.

1-я РАБОТНИЦА.

2-я РАБОТНИЦА.

Действие первое

Вечер субботы, накануне пасхи. Квартира Петрова из двух небольших комнат, обращенных к сцене и перегороженных деревянной перегородкой с дверью. Комнаты чистенькие, уютно убранные, с цветами на окнах. Первая — спальня: кровати с взбитыми подушками, белыми одеялами и круглый стол, накрытый белой скатертью; вторая — служит за кухню; в ней печка, обеденный стол, стулья и небольшой деревянный столик возле стенки с книжками, газетами, журналами. В углах как первой, так и второй комнаты громадные старинные киоты с иконами. Акулина, красивая молодая женщина, убирает комнаты к празднику. Когда открывается занавес, она на табуретке перед окнами развешивает занавески. Сумерки.

АКУЛИНА(одна, громко). Матушки! Хоть бы убраться до утрени!

Спрыгивает с табуретки.

Самовар не успела почистить; делов-то еще сколько, а уж седьмой час.

Подходит к иконам, крестится, поднимается, зажигает лампаду.

Убиралась, убиралась, а до киоту так и не добралась. Вот суета наша земная: мыкаешься, мыкаешься, и о душе некогда подумать. Ох, простите, святые угодники, вот, видно, к Троице уберу и вас, как следует!

Обтирает иконы чистым полотенцем, смотрит умильно, крестится.

Вот как помоешь вас, почистишь, так и блестите, голубчики! Уж хороши иконки! Взглянешь на вас, инда душа радуется!

Крестится. Стук.

Ох, не Сергей ли? Завозилась с уборкой и об обеде позабыла.

Входит ЯКОВЛЕВНА, худая, пожилая женщина, одетая в ватное старое пальто и укутанная шалью; лицо у нее остренькое, умное и наблюдательное.

ЯКОВЛЕВНА. С наступающим праздником! Со светлым Христовым Воскресением! (Крестится на иконы.) Лампадку засветила, хорошо! Ходи, сударка, за иконами: ты их будешь помнить, и они тебя в жизни не забудут.

АКУЛ И НА (вздыхает). Хожу да дрожу: больно мой Сергей ругается. «Надо мной, говорит, весь завком смеется!» И грозится поснимать иконы-то.

ЯКОВЛЕВНА. А ты не давай, стой за веру православную! Они вон, нехристи, везде иконы посшибали; а ты, молодец, еще держишься!

АКУЛИНА. Ругаться начала с Сергеем-то. Пятнадцать лет жили тихо, смирно, а теперь баламутить начал из-за этих самых икон. Какой смирена да тихоня был, а теперь ругается почем зря.

ЯКОВЛЕВНА. Это что правда, то правда! Жили всем на загляденье. А только мне думается, милка, что это не из-за икон.

АКУЛИНА. Что? Ругаться-то начал?!

ЯКОВЛЕВНА. Да, да! Я вот пришла к тебе слушок подать. Ты губ-то не трепи. Слыхать, что Сергей спутался с этой заводской девкой.