К тому же рубашка, стилизованная под греческую тогу, Ньюту очень шла.

Персиваль крепко обнял его за плечи, прижимая к себе:

— Ты отлично катаешь эту программу. Ты не упал ни на нашем Чемпионате, ни на Четырёх. Бильман ты докручиваешь, Куини держишь — и почему всё это должно измениться сейчас? Тебе понравятся результаты, Ньют. Прокат вы не завалите, у нас уже есть малая бронза, а это очень много в сравнении с прошлым годом — ты сам вдумайся. Всё будет хорошо, ты молодец, вы молодцы. Да, борьба будет — и не самая приятная лично тебе, но я верю, что вы с Куини в ней победите. Что ты выиграешь эту борьбу. Я верю в вас. Ньют, я верю в тебя, и как тренер, и как партнёр. Ну-ка иди сюда.

Он дёрнул Ньюта на себя, усаживая к себе на колени верхом — тот удивлённо ойкнул, но возражать не стал. Наоборот: обнял Персиваля за плечи и уткнулся лицом в его шею. Прерывисто вздохнул пару раз, потом задышал реже, явно успокаиваясь.

— Спасибо, Перси, — он коснулся шеи губами, Персиваля пробрала дрожь, но чёрт всё дери, если он позволит себе забыть о делах. Слишком, слишком важен этот день — именно для катания. — Я тебя тоже люблю.

Глаза закрылись будто сами собой. Между ним и Ньютом существовала негласная договорённость об отсутствии слов — в общем-то, верная, оба полагали их не самым нужным и важным аспектом отношений, но… Но Персивалю иногда хотелось это услышать. Или сказать. И вот Ньют…

Глупо было так думать, но после этого прокат не имел права провалиться.

— И я тебя люблю, — эхом отозвался Персиваль, сжимая Ньюта в объятиях. — Ну что? Ты готов, и мы едем?

Ньют отстранился, улыбнувшись ему — привычной задорной и озорной улыбкой. И встал:

— Я готов. И мы едем.

~

Куини спешно застёгивала сапоги, когда в сумочке зазвонил её телефон. Чертыхнувшись, она выхватила мобильник и широко улыбнулась, взглянув на экран.

— Да, я слушаю!

— Надеюсь, я тебя не разбудил, — пробасил Якоб через многие мили. — Вроде рассчитал время.

Куини, не прекращая улыбаться, села в кресло в прихожей номера:

— Жаль, что ты не смог поехать с нами. Тогда ты точно знал бы, не разбудил ли меня.

Якоб негромко рассмеялся — вот и хорошо, а то первое время в ответ на её флирт он смущался и даже краснел.

— Я видел вас позавчера. Вы такие молодцы!

Она сжала пальцами подлокотник. И им с Ньютом, и судьям тоже показалось, что они молодцы. Но сегодняшней борьбы Куини, пожалуй, опасалась.

Жалко, что Патрик по баллам всё-таки не прошёл в произвольную и сегодня будет только болельщиком. Ей и самой хотелось бы поболеть за кого-то из команды. Но придётся — за Криденса Бэрбоуна. Вчерашний его прокат сорвал такие овации, что Куини даже стало немного завидно. И потом, на своих, внутренних, американских соревнованиях они могли бороться с Гриндельвальдом и Дамблдором сколько угодно — но на выездных превращались в очень сплочённую сборную.

Если им после своей произвольной будет до этого. Если всё и впрямь получится.

— Спасибо, — проговорила Куини, поглаживая плюш обивки — это успокаивало. — И ты меня не разбудил, но мне пора бежать на стадион. Через три часа у нас прокат, и мы…

— Я помню, что через три часа, — в голосе Якоба, кажется, скользнуло что-то вроде обиды: дескать, как ты могла подумать, что я забыл? Но Куини так и не думала, просто…

— Конечно, помнишь, — нежно отозвалась она, накидывая плащ, хватая сумочку и выходя из номера. — Я только хотела сказать, что мне нужно ехать на последнюю тренировку.

— А, — Якоб рассмеялся. — Тогда я позвоню тебе после проката и церемонии награждения. И поздравлю.

Куини улыбнулась, вызывая лифт:

— Лучше ещё через час после этого. Скорее всего, нас возьмут в оборот журналисты. Но я обязательно буду ждать.

— И я буду ждать, — отозвался Якоб. — Удачи, моя хорошая.

И положил трубку, как только Куини радостно засмеялась в ответ.

Её оптимизм нашёптывал, что раз уж у них с Ньютом всё так наладилось в личной жизни, то и на льду повезёт.

И Куини не видела смысла не верить этому шёпоту.

~

Ричард принёс кофе и сел рядом. В холле отеля находился небольшой буфет — очень предусмотрительно. Ричард порывался заказать напитки и завтрак в номер, но там Тина не могла усидеть ни одной лишней секунды, а еда и вовсе не полезла бы ей в горло. Даже молоко в её капучино казалось сейчас лишним и чересчур… сытным, хотя она прекрасно знала, что оно обезжиренное.

Вечная реакция на стресс, с самого детства. Справиться с этим не могли ни родители, ни даже Куини. У Персиваля и Серафины ушло два года, прежде чем они поняли: невозможно было заставить Тину хоть что-то съесть перед соревнованиями.

Ричард, перекинув косу из-за спины на плечо, опустил свою ладонь на её:

— Мы удержим своё шестое место.

Тина прикрыла глаза. Ричард всегда казался — и, пожалуй, был — спокойным и едва ли не каменным. Учитывая, насколько её саму иногда рвали на части совершенно ненужные эмоции — себе-то стоило признаться — отчасти её выбор пал на него именно из-за этого. «Он отлично тебя уравновесит», — сказала ей Куини ещё летом. И, конечно, оказалась права. Как очень часто случалось.

При этом Тина прекрасно знала: Ричард волновался не меньше неё. Но у него откуда-то находились силы, чтобы её успокоить.