Шрифт:
Но главной победой было имя, которым он подписался: Поль-Эжен Элюар!
Мадам Грендель обрадоваться бы, ведь Элюар – это ее девичья фамилия. Я потому и настаивала на таком варианте, но она не оценила, обиделась и, найдя повод, уехала.
Нам хуже не стало, Поль опубликовал второй сборник – «Диалоги бесполезных людей». Надо ли говорить, что название придумала я?
Мы бесполезные люди? А почему я должна быть кому-то полезна? Мир сам по себе, а мы сами. И если миру что-то не нравится в нас, в наших отношениях, то… пусть катится подальше!
Знать бы, что вскоре покатится.
Возможно, все дело было в юности и нашем физическом состоянии, когда надежда выжить подпитывалась взаимным чувством. Наша влюбленность крепла с каждым днем, каждым словом и взглядом. Мы нашли друг друга и поняли, что больше врозь жить не сможем. А ведь как раз это после излечения и предстояло.
Когда еще возможно, чтобы вылечившиеся (что вообще редкость) пациенты Клаваделя не рвались домой, в свободную жизнь?
А мы с Полем не рвались, особенно я. Москва безумно далеко от Клаваделя, но ведь еще дальше от Парижа.
Конечно, это была моя инициатива – устроить неофициальную помолвку. Официально не могли, ведь Поль еще не был совершеннолетним, к тому же он собирался работать в фирме отца. Мы так и договорились – Поль пока будет работать, копить деньги и убеждать родителей в нашей любви. А еще будет писать стихи и публиковать их, чтобы делать себе имя.
Поль вовсе не был уверен, что литературным трудом можно зарабатывать на жизнь, но я всячески убеждала, что Господь нам поможет, если Он свел нас так далеко от дома в таком необычном месте, то обязательно поможет быть вместе.
Грендели были атеистами, хотя Поль крещен, потому он странно воспринимал мою уверенность в божьей помощи, но я решила, что всему свое время.
В апреле 1914 года мы разъезжались в разные стороны, постаравшись сделать это в один день, чтобы оставшемуся не было так тяжело.
До расставания и во время я умудрилась не плакать, держалась бодро и уверенно, заражая своей уверенностью и Поля.
– Поль, я упрямая, если что-то задумала – обязательно исполнится. Мы будем вместе, несмотря ни на что! Я этого хочу, если так же сильно будешь желать и ты, то нам не помешает никакое расстояние.
Мы не переступили грань физической близости, не стали настоящими любовниками, но разве это самое главное? Мы любили друг друга и были готовы преодолеть любые преграды.
Во всяком случае, я.
А уж преграду в пару-тройку стран, лежавших между нами, тем более.
До совершеннолетия Поля оставалось почти три года, но меня это не смущало, казалось, они пролетят мгновенно, как пролетели полтора года, проведенные в Клаваделе.
Но когда поезда уже несли Поля на запад, а меня на восток, я вдруг физически почувствовала это расстояние и расплакалась. Соседка по купе испугалась, решив, что мне плохо, но я не позволила себя жалеть. Да, мне плохо, очень плохо из-за разлуки с любимым человеком, «моим мальчиком», как я уже называла Поля, но кому какое до этого дело?
Мы договорились, что через год я приеду, чтобы посмотреть Париж и повидаться. Год – это много или мало? Если вместе, то очень мало, а во время ожидания безумно много.
Я нарисовала 365 черточек, чтобы вычеркивать по одной в ожидании встречи.
Две книжечки стихов грели душу, не успев вычеркнуть и десятка черточек, я знала каждую страницу наизусть. Но оставалось еще так много! Черточек много, как и будущих стихотворений Поля, во втором я была уверена. На первой же станции опустила письмо ему, в котором заклинала: не забывай нашу любовь! Ты будешь великим поэтом, твое имя будет вписано в анналы Франции и всего мира, верь мне.
Четвертая жизнь Я приеду!
Возвращение в Москву было не очень радостным.
Москва не Санкт-Петербург, но и там чувствовалась напряженность. В воздухе просто витало предчувствие беды и потрясений.
Дома изменилось мало что, мама по-прежнему писала свои рассказы, которые читала на заседаниях литературного общества и прятала в стол, отчим пропадал в суде, братья учились, Лида завидовала. Мне кажется, она завидовала всему, даже моей болезни, ставившей меня в особое положение.
А мои мысли унеслись вместе с Полем в Париж.
Только после расставания я поняла, насколько сильно влюбилась. Теперь меня не удивляла безрассудность Аси, выскочившей замуж вопреки всему. Кстати, ее брак трещал по швам, грозя распасться. Но я с Цветаевыми не встречалась, не хотелось видеть вообще никого, все мысли только о Поле.
А через пару месяцев удар – война!
Я никогда не интересовалась и не интересуюсь политикой, если только та не угрожает моей собственной жизни или жизни моих мужчин.