В обед Жежен вдруг пересел от своей матери ко мне на свободное место. Мадам Грендель изумленно приподняла бровь, но сын не смутился:

– Мне здесь удобней, мама. Там солнце бьет в глаза.

С этого дня мы почти не расставались.

Мой плохой французский, как и его немецкий, стремительно смешивались, не улучшая ни тот, ни другой. Жежен давал мне французские книги, я в ответ давать русские не могла. На тарабарской смеси мы обсуждали прочитанное, он читал стихи, чаще чужие, читал не так, как читают поэты – заунывно и без выражения, а весьма профессионально, с чувством. Жежену очень нравились русские стихи, вернее, мелодичность фраз, ведь в моем переводе на плохой французский смысл терялся окончательно.

А мне не нравилось его имя – Жежен.

Оказалось, что и ему тоже.

– А какое предпочел бы ты?

Жежен задумался:

– Не знаю… Наверное, имя своего дяди – Поль. – И неожиданно добавил: – А у мамы фамилия красивая была до замужества – Элюар.

– Решено, я буду звать тебя именно так.

Он почему-то испугался:

– Не стоит. Мама ценит, что она Грендель.

Как же он все-таки боялся своей драгоценной мамочки! Как опасался вызвать ее недоумение.

– Но хоть Полем тебя называть можно? Когда мадам Грендель не слышит. Я ведь тоже не Гала, а Елена.

– Елена? Нет, ты Гала, ты праздник.

Я упрямо мотнула головой:

– Вот и договорились, ты зовешь меня Гала, а я тебя – Поль. Это будет наш секрет.

Секретов вскоре появилось немало.

Мадам Грендель вовсе не была рада знакомству обожаемого сына с «этой русской». Какой матери скромного сына понравится его знакомство с девушкой, самостоятельно приехавшей из неведомой страны, где по улицам расхаживают бандиты в обнимку с медведями? Или медведи в обнимку с бандитами?

Я подтвердила, что медведь есть даже у нас дома. Увидев, как в ужасе округляются глаза мадам, спокойно объяснила:

– Вернее, медвежья шкура на полу в папином кабинете. А самих медведей я видела несколько раз…

Снова почти паника во взоре француженки.

– Да, один раз в детстве в зоопарке, пару раз в цирке на представлении и в виде чучела в зоологическом музее.

О медведях на ярмарках говорить не стала, зато добавила, что было еще одно чучело зверя – в спектакле на сцене театра.

– Вы ходите в театр?

– Конечно, мадам. Я отдаю предпочтение трагедии, моя сестра Лидия обожает балет, а брат – водевиль. Мама любит оперу, но я нахожу оперу скучноватой, а вы?

– Да… нет… Впрочем, не знаю…

Почему-то мне показалось, что мадам Грендель не в выборе затруднилась, а просто не очень хорошо представляла разницу между балетом и водевилем. Я не стала раздражать мадам Грендель дальше, ведь и мои рассказы о любви Лидии к балету были ложью, в юные годы сестра предпочитала цирк.

Но тирада произвела на мать Поля впечатление.

Она разузнала обо мне все, что смогла. Могла немногое, я порадовалась, что не спешила рассказывать всем вокруг о своей семье.

Меня удивило то, как спокойно она отнеслась к фамилии отчима – Гомберг. Большинство осторожно интересовалось, не иудейка ли я. Я была готова сказать, что православная, это было правдой, но мадам мое вероисповедание не интересовало, позже я узнала, что Грендели атеисты.

Зато на нее произвела впечатление мамина беличья шубка с кроличьей отделкой (меха!), а также то, что Гомберг адвокат.

Свое самостоятельное путешествие я объяснила просто: компаньонка заболела, пришлось ехать одной.

– Почему же она не приехала сюда до сих пор?

Я округлила глаза:

– Зачем? Мне здесь достаточно спокойно, а когда придет время возвращаться, тогда и посмотрим.

– Но почему никто из ваших родных не навещает вас?

– Мадам Грендель, Москва в десять раз дальше от Клаваделя, чем Париж. И пересечь нужно несколько границ. Не думаю, что должна подвергать маму таким испытаниям, достаточно, что я прошла их сама.

Это тоже произвело на мадам впечатление, но она все равно переживала из-за знакомства сына со столь странной девушкой. Кто-то рассказал ей, что в России много террористок, именно женщины бросают под ноги императорам бомбы, причем так регулярно, что императоров скоро не останется.

Я округлила глаза:

– Неужели? Боже мой! А я и не слышала. Правда, я совсем не интересуюсь политикой… Знаю только, что предыдущий император умер от болезни лет… двадцать назад. А нынешний, слава богу, жив-здоров.