— Мне Кодряну давал ее читать.

— Сами вы, кажется, южанин? — спросил Тихон.

— Из Бессарабии. Родился в Пятре, а учился в Кишиневе.

— Давно дома не были?

— Давно.

— Вот и поезжайте в Одессу, а заодно навестите своих. В следующее воскресенье мы здесь встретимся, и я дам вам адрес одной одесской курсистки.

Татьяна Сергеевна обратила внимание на приподнятое настроение жильца.

— С чего бы это, Сергей Георгиевич?

— Домой еду.

— Наконец-то матушку повидаете.

…Люся была двоюродной сестрой Сергея, он писал ей иногда из Питера, но не знал о ее дружбе с Тихоном. Сейчас он радовался вдвойне: повидать любимую кузину, которую не видел свыше шести лет, и тому, что их теперь объединяет не только родство, но и революционная работа, о которой ни один из них раньше не догадывался.

В Одессу поезд пришел под вечер.

Сергей покинул вагон и двинулся с потоком пассажиров. Сдав чемоданчик в камеру хранения, он вышел на площадь. Перед ним лежала прямая как стрела Ришельевская улица. Дойдя до Дерибасовской, Сергей расспросил, где Конная.

В окнах дома № 17 по Конной горел свет. Сергей поднялся на третий этаж и робко позвонил. Дверь открыла девушка, лицо которой трудно было разглядеть в полутемной прихожей.

— Можно попросить Люсю? — спросил он застенчиво.

— Это я.

— Вам письмо от Тиши из Петербурга.

Он извлек из кармана маленький конверт и протянул его. Девушка быстро спрятала письмо в рукав платья и тихо сказала:

— Ждите меня на другой стороне улицы.

В ту же минуту дверь перед ним захлопнулась.

Люся пришла только через полчаса.

— Не могла раньше, — оправдывалась она. — Давайте знакомиться. Как вас зовут?

— Сергей Лазо.

От неожиданной встречи Люся ахнула.

— Кто бы мог подумать? Сереженька! Неужели это ты? Не узнала. Как ты возмужал, изменился… Помни, что мама не должна знать о твоем приезде. И даже видеть тебя. Ночевать будешь у моего приятеля, а завтра придешь ко мне под видом столичного поэта, приехавшего читать свои стихи.

— Все будет так, как ты этого хочешь.

Люся почувствовала в его словах обиду.

— Вот это уж напрасно, — постаралась она его успокоить. — Я знаю, что делаю. Скажи, пожалуйста, как здоровье Тиши?

— К сожалению, не могу сказать, но товарищ, у которого мы с ним встретились, уверял, что Тихону надо серьезно лечиться.

Они долго бродили по улицам ночного города, и со стороны казалось, что эта влюбленная пара все не может расстаться.

Простились в полночь. В порту на пароходах били склянки.

Уговорив мать уйти к знакомым, Люся устроила сходку. В столовой собрались студенты и курсистки. На столе, накрытом белой скатертью, стоял никелированный самовар. От самовара вилась тонкая струйка пара. В вазочках лежали сахарные баранки.

Сергей сидел один в Люсиной комнате, а сама Люся носилась по квартире, хлопоча, как и мать, когда у них собирались гости. Наконец она вбежала в свою комнату и быстро проговорила:

— Пора начинать!

Он вошел в столовую, раскланялся и отчетливо произнес, как всегда, слегка картавя: «Здравствуйте, друзья!», потом сел за стол и положил перед собой «Чтец-декламатор».

Студенты и курсистки с трудом разбирались в программах политических партий. Их объединяла ненависть к царскому строю, и они готовы были отдать все силы на борьбу с самодержавием. Один из студентов поднялся с места и, пробираясь между стульями, приблизился к столу, и тут все увидели, как Сергей, подняв брови, радостно посмотрел на студента и, протянув руку через стол, произнес:

— Здравствуй, Николай! Вот так встреча!..

По всему было видно, что им хочется поговорить, но Люся подняла руку и воскликнула:

— Друзья! Мы начинаем наш литературный вечер. Товарищ Сергей, приехавший из Питера, прочтет свои стихи.

Сергей обвел всех взглядом и тихо заговорил:

— Стихов, как вы понимаете, читать я не стану, а буду говорить о задачах революционной молодежи. Все вы, бесспорно, считаете себя революционерами, у каждого из вас в груди бьется пламенное сердце свободолюбца, но не все вы боретесь против царизма.

— А вы-то сами боретесь? — спросил актерским голосом студент, одетый в кремовую косоворотку, стянутую в талии черным шнурком с длинными кисточками. Он небрежно держал на коленях студенческую тужурку, а левой рукой теребил свою каштановую бородку. У него было продолговатое лицо, гладкие, причесанные набок светлые волосы. По тому, как этот студент держал себя, как манерно он задал Сергею вопрос, можно было безошибочно причислить его к тем, кто мнит о себе чрезмерно высоко.

Сергей уловил эту черту в студенте, и, хотя ему впервые пришлось выступать перед аудиторией, он не смутился и ответил: