Узкий тоннель закончился неожиданно, когда казалось, что впереди еще много верст однообразной дороги. Они оказались в круглом широком зале, потолок его смыкался куполом над головами и терялся во тьме. Глядя на строение снаружи, трудно было представить, что в нем может существовать настолько огромное помещение. Либо то были чары, либо зал находился под землей.

Просторный покой был пуст и являл собой словно бы гигантскую арену, где без особых неудобств могли бы сойтись две скалы. Впрочем, пустота зала была обманчива: вдоль всей окружности тянулись ряды сосудов из камня и глины – больших, размером с человека, и крохотных, могущих уместиться на ладони. Старику любопытно было взглянуть, что хранится в них, но, памятуя о почтительности в чужом жилище, он унимал свою любознательность. Так они и миновали бы зал, если бы змеиха, неловко вывалившись из коридора, не смела хвостом один из сосудов размером с небольшого волка. Глиняный бок раскололся, и содержимое рассыпалось по полу.

В сосуде были зубы. Бесчисленное множество клыков, резцов, бивней и похожих на пластины зубов гигантских травоядных, жала ядовитых змей – все выбеленные солнцем или пожелтевшие от времени. Уж не хранит ли богиня в другом сосуде хребты, а в третьем – черепа?

– Видно, здесь кладовая хозяйки, – сказал старик змеихе. – Ох и запаслива госпожа богиня. Идем дальше, поищем ее саму.

Им пришлось обойти почти весь зал прежде, чем они заметили вход в новый коридор. У входа лежал странный предмет, сверкающий, будто золотой слиток. Старик склонился и поднял находку. К его изумлению, то оказался вовсе не слиток. Старик держал в руках окровавленный кусок плоти, покрытый золотой чешуей, все еще сверкающей в неверном свете огонька на конце посоха. Повертев нежданный подарок, старик принял его за кончик ящериного хвоста, сорванный или скушенный чьими-то острыми зубами. Кровь давно засохла и почернела, очевидно, хозяин хвоста расстался с его куском уже давно. Старик понадеялся, что незадачливый путник, искавший здесь укрытия, и был его ящер. Хотя тварей с золотой чешуей несчетно жило в подлунном мире, соленый сок вербной ветки оставил здесь едва заметный след. Может статься, ящер миновал дом богини и полетел дальше на восток, но не выяснить этого у хозяйки жилища старик не мог.

Кусок хвоста он забрал с собой, и они со змеихой миновали еще один коридор прежде, чем выйти в полупустое, скромных размеров помещение. Здесь свет лился, казалось, из самых стен, и старик погасил огонь в навершии посоха. Помещение было пусто. Гранитный выступ образовывал у южной стены нечто вроде грубой скамьи. За скамьей открывался проход в новый зал.

Оглядев покой и не обнаружив ничего занимательного, старик и змеиха ступили в смежное помещение.

Она была там. Гранитный постамент образовывал незамкнутую окружность, пустую внутри, чем-то напоминающую подкову. На этой окружности, широко расставив ноги, сидела на коленях богиня. Полностью обнаженная, она состояла наполовину из белого мрамора, наполовину – из красного, из каждого плеча ее выходило по три руки, необыкновенной красоты лицо, казалось, было выточено лучшим из земных ваятелей.

Старик слышал, что богиня состоит вся из серого булыжника, и был весьма удивлен, увидев белую и красную ее половины. Впрочем, обманутое ожидание нисколько не смутило его. Поклонившись в пояс, старик произнес учтиво:

– Долгих лет тебе и твоему дому, добрая госпожа. Я пришел издалека, ибо много слышал о тебе и твоем милосердии. Я отдарюсь чем пожелаешь, если окажешь мне милость. Со мной идет увечная змеиха, что спаслась от лесного бога: в ее правом крыле не осталось ни одной целой кости. Я слышал, ты никому не отказываешь в приюте и исцелении, не откажи и мне, скромному просителю из дальней земли.

Только произнес – поднялись каменные веки, и глаза чернее ночного неба взглянули на старика.

– Я никому не отказываю в приюте и никого не исцеляю. Сад с целебными травами по правую руку от меня: там ты найдешь все, что нужно.

– Благодарю тебя, добрая госпожа. Это все, чего я прошу.

Отвесив очередной поклон, старик покинул покой с постаментом и миновал просторный тоннель. Чем дальше шел по нему, тем явственнее долетали до его носа чарующие ароматы волшебного сада. Яркий солнечный свет вскоре показался вдалеке, и старик прибавил шагу, так не терпелось ему увидеть чудесный сад посреди зловещего жилища.

Но, пройдя коридор до конца, старик столкнулся с неожиданным препятствием. Решетка тончайшего плетения закрывала вход. Не было на свете металла прекраснее и узоров изящнее, чем эти. На сверкающих белых воротах пели длинношеие птицы, цветы клонили венчики к земле, ручьи низвергались с холмов, превращаясь в шумящие водопады ртути, и словно бы целый сад существовал на воротах, закрывавших вход в сад настоящий.

Старик уже понял, что не доберется до заветного края, но из упрямства все равно осмотрел замок и попробовал открыть его простеньким заклятием. Замок ожидаемо не поддался, и старику пришлось ни с чем воротиться к богине.

– Добрая госпожа, – начал он снова. – Я пошел куда ты сказала, но наткнулся на ворота из белого металла, похожего одновременно на ртуть и на золото. Ничего чудеснее этих ворот я не видел в подлунном мире, но сад, лежащий за ними, закрыт для меня. Как же я могу воспользоваться травами, что там растут, если не миную ворота?

Богиня протянула к нему одну из шести рук, и старик увидел тонкий, изящной работы ключ из того же металла, что и ворота. Но не приблизился и не попытался взять, ибо даже глупцу было понятно, что богиня не отдает его, а лишь показывает.

– Ворота открываются этим ключом. Окажи мне услугу – и я отдам его. Ты говорил, что отдаришься чем пожелаю, так слушай мое желание. Много людей приходит сюда, прослышав о моей красоте и несметных богатствах, которые я охраняю. Они охвачены похотью, вожделением, страхом и жаждой наживы. Они говорят со мной о золоте и белой ртути, о волшебных цветах моего сада и о том, как прекрасны мои руки. Я даю им что они хотят, а затем пожираю зубами всех живых существ, которые собрала. – Богиня оскалилась, и старик увидел, что верхний ряд ее зубов являет собой сплошную режущую кромку, а нижний – частокол ящериных клыков. – Они говорят о себе и обо мне, – продолжала хозяйка дома, – но никто не говорит о любви или милосердии. Расскажи мне о милосердии, и, если твой рассказ тронет меня, я отдам тебе ключ.