— Беда? Надеюсь, он не долго мучался…

Но, когда Пекарова весело махнула рукой, он находчиво изменил тон и бросился в атаку:

— Где же он? Опять нализался?

— Ну что вы, плохо вы его знаете. Просто у него какие-то там неотложные служебные дела в городе.

— Служебные дела, умереть! А вы пришли за него работать… Только я не пойду в тюрьму за два года до пенсии, для этого надо быть идиотом. Здесь всюду высокое напряжение. Ни в коем случае ничего не трогайте. По действующим инструкциям вам сюда вообще вход запрещен! Я из-за вас погорю.

— Норма не догма, говорит мой шурин, когда выпьет. А вы, конечно, слышали, что незаменимых нет, что каждого можно заменить?

— Слышал. По радио, в передаче «Звезды».

— Ну вот, сегодня я заменю Карола. Это трудно понять?

Судя по всему, начальнику смены понять это было довольно трудно, хотя дело-то было проще простого. На минуту у Ондращака даже сдали нервы, и он повел себя аффектированно и истерично. Схватил со стола кучу бумаг вместе с карандашом и протянул их Эльвире.

— Пожалуйста, пожалуйста, вот вам ведомости, график, ежедневные отчеты, заполните их, будьте любезны, милостивая государыня! Мне здесь действительно не место, меня здесь вообще нет! Я был бы дураком, если бы за два года до пенсии начал сердиться!

— Это другое дело, вот так вы мне больше нравитесь, пан Ондращак, — спокойно ответила Пекарова. — Я же знала, что мы договоримся. Уже тогда, на вечере, когда мы с вами танцевали.

Она взяла ведомости, но карандаша, украшенного таблицей умножения, взять в руки не посмела. В последний момент отдернула руку, и карандаш упал на пол.

— Он током не ударит, не бойтесь, — саркастически пробормотал Ондращак.

— Я знаю, он заземлен, мы в школе тоже проходили физику, пан Ондращак. Не считайте меня круглой дурочкой, плутишка!

Иногда достаточно мелочи, чтобы жизнь человека повернулась в неожиданном направлении. Эксперимента с карандашом было достаточно, чтобы Эльвира вдруг попросту потеряла всякий страх перед электричеством и начала вести себя по-хозяйски, в полном соответствии с принципом поведения по отношению к незнакомой собаке, которая не должна чувствовать, что мы ее боимся. Она начала подходить к стендам и презрительно стучать по циферблатам, поглаживать рукой включатели, словно что-то выбирая.

— В этом же нет ничего сложного. Карол мне проболтался, что вы здесь по целым дням скучаете. Чего тут сложного — какое-то электричество, подумаешь, эка важность! Мужское самолюбие, уж я-то вашего брата знаю!

Сразу, будто выбрав подходящую ткань в универмаге «Приор», она решительно подошла к самому большому рубильнику и неженским движением оттянула рычаг вниз.

— Внимание, у нас вырубание. Остановитесь! — охнул мастер и бросился к стендам.

Эльвира Пекарова все еще не желала понять значения отдельных приборов и пропускала мимо ушей вопли мастера, считая их пустой перестраховкой. Как только Ондращак включит ток, Эльвира, все еще игриво настроенная, его выключит. Она рассудила совершенно точно, что небольшим женским кокетством и поддразниванием она вернее всего завоюет этого сухаря; в конце концов, это самое надежное оружие, которое почти никогда не дает осечки.

— Ну, не будьте таким сердитым! Вы же милый, вы только прикидываетесь букой. Это вам не идет!

— Да перестаньте, бога ради! — кричит мастер-бука, кидаясь за Эльвирой от одного стенда к другому.

— А вот и не перестану… — продолжает кокетничать Пекарова. — Ну-ка, улыбнитесь, если умеете… Ну-ну, еще немножко, еще немножечко, еще, еще…

С первого взгляда действительно ничто не обнаруживает, что именно здесь рождается история кинематографии и уж тем более что здесь — павильоны киностудии.

Человек без фантазии сказал бы, что это просто большая стройка, — и по-своему был бы прав. Под сложными строительными лесами два каменщика с видом безнадежности просеивали щебенку, как будто давно уже осознав, что этой работы им никогда не переделать. После каждой брошенной лопаты они останавливались в задумчивости, смотрели друг на друга, имеет ли, мол, смысл добавить еще, пожимали плечами. А то мечтательно вглядывались в неопределенную даль, будто ожидая оттуда прихода кассира с премиальными.

Пекару такое не по душе, у него чувство, будто он вошел не в те ворота, и он вернулся бы, но дружеский жест вахтера двинул его от шлагбаума вперед. Он обратился к каменщикам:

— Извините, вы здесь тоже играете?

— Мы? — обиделся старший просеиватель. — Мы сюда, приятель, вбухали уже сто шестьдесят миллионов кубиков.

Дорожка обходит гигантскую гору стекловаты, к которой с одной стороны еще подкладывают огромные пакеты из фургона, а с другой бульдозер уже все сравнивает, откраивая землю и зацепленные пакеты. Из-за горы торчат крыши каких-то строений. Кое-где уцелели и деревья.