– Законы...

– Правильно, законы-указания как вести себя рядовым гражданам, клятвы в судилищах заокеанской державы ненужное сотрясение воздуха, атавизм, пройденный этап, приевшийся обычай, не впечатляет. Лозунги, законы и клятвы нуждаются в обновлении, без обновления "друзья" человека тускнеют, обесцениваются до нуля и подлежат отмене. Все и враз законы, лозунги и клятвы на века не делают, что-то нужно оставлять идущим следом.

На днях соседка пришла:

– Дом продаю...
– печаль в голосе - барахла набралось, выбрасывать жалко, привычка... зайди, посмотри, может, что и сгодится... Забери.

– Своего барахла не меньше...
– не высказал, мыслишка удержала: "в чужом барахле любопытства больше, притягивает вопросом "вдруг ценнее моего окажется!?"

– Чего гнездо покидаешь? Выросла в доме, жизнь провела, состарилась? Не жаль?

– Жаль, да одна осталась... Ушло прошлое, сгинул прежний уклад а как управляться в одиночку старой бабе? В доме мужик нужен с руками не под хер заточенными, или кто-то иной рядом, а старой бабе одной в пустом доме - горше смерти. Жила мать - вроде бы ничего, за мать держалась, и мать держала, а умерла - впору следом отправляться.

– Верно. И мужики не вечные, сдают и мужики... Приду, посмотрю.

Обогащение барахлом соседа волнительный момент когда сосед из плеяды миллионеров, а если такой как и я ничего полезного "в закромах родины" не окажется.

– Но пошел...

– Да, знал, барахло соседки не ценнее моего, барахло и есть барахло, а вдруг... Знакомо великое и волнующее "вдруг"? Зачем откладывать встречу с "Вдруг"? Чужое барахло всегда будет ценнее собственного. Кроме того: когда несу добычу в норку заряжаю груз "энергией любви", есть такая, открыли. Отныне оно моё, и не важно, как попало в руки. Чужая милая вещь, придёт твой час, не помру, пока не пущу в дело, послужишь во благо хозяина!"

– Как на каждый кусок суши планеты Земля выпадает месячная норма небесной влаги - так и в каждую вашу голову приходит определённое количество мыслей в одну единицу времени.

– Верное сравнение, но сказать "затопили и очаровали сознание" не могу, слишком.

Пришёл на двор, увидел "добро", оценил глазом, и жилка частного домовладельца взяла слово: "кое-что могло пригодиться, но тащить не хочется, да и складировать негде..." - лирические мысли о наших жилищах не огласил, придержал:

– Старый дом живое существо и повторяет хозяина, или хозяин становится похожим на домовладение.

– Прожить в доме от рождения и до смерти не поняв, кто и кому хозяин особый талант нужен. Что не ты хозяин дому, но он твой владыка нет сомнений. Главный в доме домовой, комендант, следом кошка, а на кого дом записан при них в сторонке в слугах пребывает.

Дом, несносным стервец с характером худшим, чем на кого записан. Дом и хозяин вроде семейной пары, где в хозяйках ходит ревнивая Недвижимость. Уйди на неделю из дома - и, вернувшись, почувствуешь, как Дом не принимает тебя, ревнует, как живое существо...

– Мало того: новые жилища легкомысленны и не выражают недовольства так, как развалины возрастом за сотню лет.

– Вот бы у людей так!

Путь к дому соседки длиною в восемь десятков метров обогатился мыслями, кои не приходят и на более длинных расстояниях: "первый чудак, заявивший "я в доме хозяин!" страдал гордыней и не знал, что в доме всем управляет домовой - память о истинном хозяине домовладения не покидали сознание и после прихода на соседский двор.

Осмотрел нажитое добро, но родившиеся малое время назад грустные и непобедимые мысли о быстротечности жития при полной невозможности устоять против инсульта-инфаркта, успели взойти, отцвести и дать плоды. Их-то и выложил:

– Спасибо, ничего не нужно, осточертели бесконечные "стройки века"!
– заявил и собрался уходить.

Окинул взглядом завалинку дома, в обзор попался котелок с излишествами технического свойства: "он, немецкий солдатский котелок!" - сомнений о принадлежности посуды

не появились: ни румынских, ни испано-итальянских, или каких иных солдат в роли оккупантов в памятные годы войны в мой город не заносило.

Первыми и кратковременными визитёрами в иноземной военной форме в монастыре на окраине города, отнятым у верующих совецкой властью, без переустройств, не считая "лампочек ильича из расчёта "одна келья - одна точка", переименованный в "городок рабочих", были мадьяры, венгры, то есть.

– Скажи "спасибо" власти советов удравшей на восток и оставившей вас один на один с мадьярами.

Первые иностранные военные люди с двумя названиями, разделили обитателей монастыря на две части: одни называли пришлых "венграми", другие, в знаниях выше на ступеньку пользовались "мадьяр гонвед", похоже о венграх что-то знали. Основной массе насельников монастыря ни мадьяры, ни венгры интереса не представляли, пришлые принимались без русского радушия и фальшивого патриотизма плюс лозунг: