— Всё будет хорошо, Китнисс, — Эффи улыбается сквозь слезы, поворачиваясь к Хеймитчу, а я делаю несколько шагов вперед, не мешая им прощаться. Да, будет, обязательно. Должно быть.

— Не пропадай, принцесса, — слегка поворачиваю голову, смотря на парочку. Хеймитч целует Эффи в щеку, слегка отстраняется, а потом нежно целует её в губы, притягивая к себе за талию. Знаю, что подглядывать плохо, но не могу отвести взгляда. В душе, сожженной пламенем Революции, что-то переворачивается, бьется, возрождается. Радость, скорее всего.

Эффи отвечает на его поцелуй, одной рукой, обтянутой в серую перчатку, обнимая за шею, а вторую запускает в волосы, слегка сжимая пряди на затылке. Я ведь знала, что между ними что-то есть. Что-то чистое и искреннее, без грамма фальши, скрытое от чужих глаз. Сейчас можно сбросить все маски, дать чувствам волю. Отворачиваюсь, пиная носком сапога камушек.

— До скорой встречи, принцесса, — голос Хеймитча переполнен грустью и нежностью, что редко можно было услышать. Крайне редко.

— Позаботься о ней.

— Обязательно.

Усмехаюсь, представляя, как он будет обо мне заботиться. Нет уж, я и сама смогу, скорее всего.

— Пошли, Китнисс. Нас ждут.

Хеймитч уходит вперед, медленно ступая по усыпанной белым снежком улице, а я иду за ним, пиная камушек. Уверена, сейчас Эффи провожает нас взглядом, вытирая со щек дорожки слез.

Не плачь, Эффи. Вы скоро встретитесь.

========== 18. Он ничего не говорит (3) ==========

Хеймитч замечает перемены в её поведении. Всегда веселая и улыбчивая, сейчас Эффи ходит слишком задумчивая и серьёзная, какой раньше никогда не была. Улыбка стала реже появляться на её устах, а слезы, которые Хеймитч так ненавидит, всё чаще набегают на её прекрасные голубые глаза. Она часто срывается на Эбернети по каким-нибудь пустякам, но он молчит, терпит все её срывы и истерики, потому что любит.

Хеймитч немного удивляется, когда Бряк перестает пить кофе, которое раньше она так сильно любила, заменяя его не очень вкусным, по мнению самого Хеймитча, зеленым чаем. На его вопросы, почему она вдруг решила перейти на чай, Эффи только отмахивается, ничего не отвечая. Хеймитч совсем не удивляется, когда она неожиданно бросает курить, запретив это и ему, ведь избавиться от вредной привычки Эффи хотела всегда.

Хеймитч начинает что-то подозревать, когда слышит ежедневные вечерние разговоры Эффи по телефону. Он знает, что она разговаривает со своей лучшей подругой, но не знает, о чём именно они говорят. Сомнение закрадывается в душу неприятным червячком, порождая противные мысли, шевеля некогда задушенную ревность. Хеймитч не подслушивает, хотя и мог бы. Он боится услышать то, о чём думает вечерами, когда до него доносятся обрывки её фраз.

Когда Эффи говорит, что ей нужно в больницу, Хеймитч замирает на пару минут, прислушиваясь к своим мыслям и ощущениям. Он не спрашивает, зачем ей это нужно, он просто кивает, делая глоток такого противного зеленого чая, немного морщась.

Однажды, очередным февральским вечером, когда Хеймитч задерживается на работе и приходит довольно поздно, Эффи изъявляет желание с ним поговорить. Он проходит на кухню, замирая на пороге. Бряк сидит на стуле, обхватив острые коленки руками, бегая взглядом по кухне. Эбернети подходит к ней, присаживается перед ней на корточки, заставляя посмотреть на него. В её глазах он видит страх и слишком робкую надежду на что-то.

— Я была в больнице, — её голос очень тихий, невозможно хриплый. Хеймитч прислушивается к её словам, кивая в ответ. Он знает, что она была там, только не знает, почему именно. — Я беременна, — она опускает голову, громко всхлипывая. А Хеймитч так и сидит, переваривая её слова, прозвучавшие в тишине кухни слишком громко. Так, по крайней мере, ему кажется.

Эффи дрожит, закусывает губу, лишь бы он не слышал её всхлипов. Вытирает глаза кулачками, надеясь, что он их не увидит, ведь Хеймитч не любит женских слез. Эбернети ничего не говорит, только встаёт, молча тянет её на себя, крепко обнимает, ведь сидя обниматься не очень-то удобно. Он молчит, гладя её по голове, вдыхая любимый запах её волос, слушая постепенно затихающие рыдания.

Хеймитч решает, что научится пить этот противный зеленый чай не морщась.

Хеймитч знает, что будет хорошим отцом.

========== 19. Потанцуем, цветочек? ==========

— Китнисс, Пит. Я хочу познакомить вас с Плутархом Хевенсби. Он распорядитель Игр, преемник Сенеки Крэйна, — киваю на стоящего рядом Плутарха, широко улыбаясь. Губы и скулы уже болят от этого, но я упорно продолжаю приветливо улыбаться каждому капитолийцу, которому посчастливилось попасть сюда, в Президентский Дворец, на праздник, устроенный в честь моих победителей.

— Ну, его трудно превзойти, — Мелларк улыбается краешком губ, с неким вызовом глядя на Хевенсби. Китнисс еле сдерживается, чтобы широко не улыбнуться, смотрит на Пита с уважением.

— Пит! — с укоризной смотрю на парня, шикая на него за грубость. Мог бы сказать это кому-нибудь другому, но не главному распорядителю Игр. Плутарх же, кажется, не обиделся, а немного повеселился. Он смеётся, а я с облегчением выдыхаю. Пронесло.

— Позволите? — мужчина указывает на Китнисс, вероятно, собираясь её пригласить, но разрешение спрашивает у Пита. Мелларк делает секундную заминку, смотрит на Китнисс, в глазах которой читается явное недовольство всем этим, а потом кивает, подходя ко мне. Успеваю заметить, каким холодным, совсем ему не подходящим, взглядом он посмотрел на Хевенсби. Хорошо, что хоть тут промолчал.