Шрифт:
====== Часть I. Трибуты. XVII ======
Я твердо уверен в одной вещи.
Всегда нужно признаваться в
любви тому, кого любишь.
«Господин Никто»
Огни: желтые, белые, оранжевые, розовые, фиолетовые. Так много огней, что даже ночь уходит на второй план, и звезды стесняются освещать темное небо, боятся померкнуть на их фоне. И среди этих огней, не менее заметные и уж точно не менее яркие люди. Бегают, смеются, шумят, пускают фейерверки, в общем — празднуют. Ещё бы… ведь меньше чем через семь часов начнутся Игры, почему бы не отпраздновать? Веселятся, пьют… Скорее всего и за меня стаканчик опустошат, я же сегодня отличилась по всем фронтам.
Сначала чуть не упала со сцены, так как ноги, из-за быстро закончившегося ароматного успокоительного, меня подвели, потом развела сопливую сказочку про бедную-несчастную меня, которая мало того, что по природе своей либрокубикуларист, так ещё и после некоего несчастного случая получила осложнение в виде гексакосиойгексеконтагексапараскаведикатриофобии.
Хм… Опять начинаю улыбаться, вспоминая ошарашенные лица Цезаря и зрителей, которые теперь вдвойне восхищаются мужеством девушки, ежесекундно борющейся с таким страшным недугом как «боязнь числа 666 в пятницу тринадцатого». (И откуда только в моей голове этот внезапно пригодившийся мусор?)
А после того как я на вопрос ведущего: «Как же тогда тебе удалось получить двенадцать балов?» начала зачитывать Маяковского, и пара дамочек упала в обморок, даже слегка опасаются.
Если бы еще трибуты подумали, что я заразна и побоялись ко мне приближаться… Один уже, по-моему, так решил…
И стоило только его вспомнить…
— Тебе следовало бы поспать.
Несмотря на то, что я ожидала его появления, все равно вздрогнула, потому как не ожидала, что он со мной заговорит.
— Надо же! — хмыкнула, когда он присел рядом со мной на стыренный из гостиной серый плед, почему-то напомнивший мою классную руководительницу, даже не знаю почему, то ли у неё была кофточка такого же цвета, то ли лицо… Не помню. — Он со мной разговаривает. Я-то думала, что ты себе от безответной любви язык прикусил, или ещё что-нибудь…
— Разве речь шла о безответной любви? — с сомнением протянул Пит, на что я закатила глаза. — Если серьезно, я думал, что это ты меня игнорируешь.
Нахмурилась, посмотрела на парня, убедилась, что он говорит всерьез, и нахмурилась ещё больше.
— С чего бы это?
— Мало ли… — он пожал плечами. — Подумал, ты начала играть.
Фыркнула и покачала головой, с усмешкой поглядывая на бегающих вокруг какого-то памятника ребятишек.
Вечно надо все усложнить…
— Мог бы просто подойти и все прояснить. По-моему, у нас осталось не так уж много времени на затяжные сомнения. Всего каких-то шесть часов…
— Пять часов сорок восемь минут и пят… шестнадцать секунд, если быть точным, — поправляет Пит.
— Вау… — выдохнула я, скосив глаза на парня. — Выходит, что я не так уж и сильно переживаю…
Он почему-то хмыкает.
— К этому ведь невозможно подготовиться? — выдаю после нескольких минут, нет, не тишины — спасибо нашим Капитолийским «друзьям» — молчания. — К Играм.
— Нет, — соглашается он.
— Тогда зачем все это? — поворачиваюсь, пытаясь найти ответ на его лице. — Зачем тренировки, процедуры, интервью? Какой смысл?
— Для шоу.
— Точно, — с горькой усмешкой перевожу взгляд с Пита на этих… Кхм… Ну нет у меня цензурных слов… Сволочи они и гады, что проводят пир во время чумы! Только они не знают, что для 24 человек и их семей это чума. На них даже злиться бесполезно, потому что для капитолийцев… — Это всего лишь шоу.
Откидываюсь на спину, устремляя взгляд куда-то вглубь черного бездонного неба.
— А ведь уже, даже не завтра, а сегодня вечером на нем появятся портреты, — протянула я, устало прикрыв глаза.
— Твоего там не будет, — безапелляционный тон Пита.
Самое смешное, что при любом исходе моего портрета и вправду не будет.
— Ладно, — поднялась, устало поморщившись. — Пойду-ка я баиньки, пока ещё есть такая возможность. Удачи тебе, Пит. Хотя надежды на эту удачу…
Бреду к выходу, замирая у оного, услышав голос Пита.
— Китнисс, — обернулась, мельком подумав, что сейчас вышел бы отличный кадр — свет от фонаря падает так удачно, что Пит кажется ангелом… — Можно тебя напоследок попросить кое о чем?
Пожимаю плечами, отгоняя навязчивые образы.
— Смотря о чем.
— Пока не увидишь в небе надпись «Дистрикт-12», не умирай пожалуйста.
— Я постараюсь, — киваю и отворачиваюсь, чтобы он не заметил моего выражения лица.
Опять это «постараюсь» …
— Еще кое-что…
— Да?
Пит неожиданно улыбается и выдает нечто крайне непонятное.
— Я тоже, кажется, тебя уже…
Еще раз киваю, но уже более неуверенно, думая, что он все-таки сегодня слишком странный, и направляюсь в комнату, которая на ближайшие пять часов ещё моя. А в абсолютно пустой голове пульсируют строчки из стихотворения Ахматовой: