Они ушли, и я опять осталась одна.

На моей луне я всегда один, разведу костер, посижу…

Стоп. Костер! Точно…

Я поспешила выбраться из спального мешка, стараясь при этом не шибко смотреть вниз (боязнью высоты я вроде никогда не страдала, но с другой стороны, в падении с шести метров на выпирающие из, скажем так, не мягкой земли корни приятного мало) отвязать его, собрать и положить в рюкзак, подвешенный мной на близ выпирающий сук. Слезала с дерева на ощупь, потому как фонарика у меня нет, а тьму этот факт не волнует, она почти осязаемая, ведь луна уже скрылась за верхушками деревьев, а солнце еще не спешит показываться, да и профи, у которых были факелы, отошли на безопасное, я надеюсь, для меня расстояние.

На землю я все-таки упала, пусть и с полуметровой высоты, но тоже весьма ощутимо, особенно для моей многострадальной любящей искать всякие неприятности части тела. Прислушалась, не спешит ли кто прикончить распростертую на земле тушу, но не услышав ничего, кроме уханья то ли совы, то ли филина, успокоила дыханье и поспешила пройти к единственному доступном обогревателю, да к тому же самому безопасному месту на ближайшие пять часов.

Стараясь не обращать внимания на пятна крови, я пристроилась к едва тлеющим, но от этого не менее греющим уголькам со стороны, как мне показалось, противоположной той, где сидела убитая девушка. Приблизившись руки к теплу, я равномерно прогревала их с одной и другой стороны. Хм… Странно… На правой руке маникюр практически содран… Что же все-таки со мной произошло? ..

В попытке найти ответ на этот мучивший меня весь вечер и всю ночь вопрос, я заскользила взглядом по земле, чтобы буквально через несколько секунд наткнуться на нечто странное. Мне вмиг стало холодно и не от очередного порыва ветра, а от неприятного предчувствия. Наклонившись пониже, я протянула руку и подняла взбудораживший мой интерес предмет. Ничем не примечательный амулет — обыкновенный серый приплющенный камень, через дырку в котором продета льняная веревка, но это с первого взгляда. Стоит только приглядеться и можно заметить на обеих сторонах камня неровные царапины, составляющие две буквы — Л и К. А если посмотреть еще внимательнее, то и камень очертаниями напоминает сердце, не картонное розовое, а обычное человеческое сердце. Это окончательно меня добивает, я шмыгаю носом и, понимая, что могу с собой не справится, поднимаю голову к небу. Все равно нельзя плакать, арена не то место, где можно давать волю чувствам. А я и так уже на истеричку похожа… Нет… Надо успокоиться. А чтобы успокоиться наверняка мне надо спеть, вслух.

— Светит незнакомая звезда… — протянула я и затихла, показалось, что стало раза в три тише. С трудом проглотив горький комок, застывшей в горле, я продолжила.

— Снова мы оторваны от дома…

И опять пауза. В тех кустах, как будто кто-то притаился.

Нет, я зря паникую, нет здесь никого. Так, выкинь все из головы и просто пой.

— Снова между нами…

И запнулась я уже не от страха, а от того, что забыла слова. Вот незадача… Ладно, так как новую песню я уже точно не запою — смелости не хватит, придется импровизировать…

— Снова между нами лишь игра… Дикий крик убитых незнакомых…

Я сжала в руках оброненный девушкой амулет и запела чуть громче.

— Правда или ложь, да кто поймет? Друг ты или враг, да кто ответит? Если суждено — произойдет! Если что… меня помянет ветер… Надежда — мой компас земной, а удача — награда за смелость! А песни — довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось…

— Красиво поешь, солнышко…

====== Часть II. Игры. II ======

Что может дать один человек другому, кроме капли тепла?

И что может быть больше этого?

Эрих Мария Ремарк

Мне понадобилось прочувствовать четыре удара сердца, чтобы осознать, что раздавшийся голос — не плод моего подгоняемого расшатавшимися нервами воображения, и отскочить подальше от источника звука. Точнее — попытаться отскочить, причем неудачно, парень среагировал быстрее меня и успел не только приблизится, но и зажать рот рукой, а также обжечь моё ухо дыханием, прошептав в миллиметре от него: «Тише, Китнисс… Ты же не хочешь, чтобы наши друзья услышали и пришли на огонек?»

«Не хочу», — призналась я сама себе, но это не помешало мне укусить его за средний палец (предупреждение: палец выбран совершенно случайно, без всякого ехидного умысла — до какого дотянулась, тот и укусила), воспользоваться замешательством и, вырвавшись из на миг ослабленного захвата, отстраниться на безопасное расстояние, хотя, безопасность — это не тот термин, который следует употреблять на арене. Мысль убежать, конечно, возникла, но вряд ли бы мне удалось, к тому же не хотелось наткнуться на кого-нибудь, кто не будет медлить как этот индивидуум. Поэтому я судорожно огляделась, схватила лежавшую у ног палку, которую даже собаке в рот стыдно давать, и развернулась, чтобы наконец узреть возмутителя спокойствия, коим оказался Пит.

И почему я не удивлена?

— Что ты здесь делаешь? — бросила я ему, перехватив палку поудобнее, намекая на то, что могу ей воспользоваться, не знаю как, но смогу, пусть это и довольно глупо — лезть с корявым обрубком на человека с холодным оружием.

Пит поморщился. То ли ему был неприятен мой тон, то ли укус комара прямо в то место, где обычно располагались такие милые ямочки — незаменимый атрибут главного героя любовного романа с тошнотворно-малиновой обложкой. Но без ямочек это был бы не Пит, ведь они делают его таким очаровательным… Так. Какой к ёжику любовный роман? Какие ямочки? Какой Пит? .. Очаровательный… Ёжик! О чем я думаю? У него нож в руке! Я конечно, не знаю, что у него на уме, но вряд ли он собрался морковку шинковать!