С появлением Раджа моя жизнь стала интересной, и ежедневное тяжелое, однообразное существование и скука японской оккупации исчезли. Этот парень что-то перевернул во мне, изменив ход моего детства. Сидя на бревнах под высоким заросшим мхом деревом — мелией, мы рассказывали друг другу истории. Радж наклонялся вперед и внимательно меня слушал, а затем, в свою очередь, рассказывал мне свою историю. И его истории были совершенно необыкновенными. Африканские истории: то о старике с курчавыми волосами, внезапно появившемся у двери колдуна: «Я пришел, чтобы съесть черного козла», то о старухе, которая могла бросить песок в глаза, то о цыплятах, которые забирали на себя злых духов, живущих в человеке.

«Снимите свои ботинки, вы оскверняете святые места!»

Я пристально смотрел на Раджа, пораженный магической силой незнакомого мне языка. В течение многих часов я сидел босиком, глядя в его пылающие глаза, слушая его глубокий, убаюкивающий голос. В тяжелом воздухе полуденного зноя вдруг возникали ужасные духи, которые были такими огромными, что их головы скрывались за облаками, а в другой раз он, все так же мягко улыбаясь, рисовал перед моими глазами мир, в котором богомол в глиняном горшке мог превратиться в красивую маленькую девочку. Иногда я закрывал глаза, и его голос создавал в моем воображении черные силуэты, врывающиеся в горячий африканский зной или в синий полуночный свет среди серебряных деревьев. Я смотрел на его пыльные босые ноги, и когда мои глаза закрывались, мне казалось, я вижу много свирепых лиц, одновременно наклоняющихся к деревянному корыту и жадно пьющих молоко, красное от крови быков. С его красновато-коричневых губ срывались фразы, делавшие меня свидетелем публичного обрезания и странного обряда посвящения, где достигшие полового созревания девственницы и молодые люди танцевали, кружа все быстрее и быстрее вокруг оранжевого колдовского костра, пока их души не покидали их собственные тела, чтобы наблюдать за совокуплениями.

Как пустой сундук, который постепенно стал заполняться вещами, принадлежавшими разным людям, я с удовольствием собирал и хранил в себе все эти древние истории о львах, которые превратились в мужчин, священных змеях, выпущенных с мыслью о больном, чтобы они облизали его раны и залечили их, о Мусакалале — говорящем черепе, но самой любимой всегда была история про львов Чибинди. Как хочется мне снова ощутить запах того моего детства, аромат, который я уже забыл…

Много лет назад, под мелией — деревом, которое давно уже срубили, а на его месте построили большую международную гостиницу с плавательным бассейном, ресторанами и ночным клубом с привилегированными проститутками возле бара, вот именно здесь стоял Радж, как Чибинди Великий, охотник, волшебная песня которого могла приручить диких львов.

«Siinyaama, Oomu kuli masoonso, Siinyama». — «О вы, которые едят сырое мясо, в моей сумке только сухая трава. О вы, кто ест сырое мясо…»

Под этим деревом рычащие вокруг нас львы вдруг остановились и начали танцевать под его волшебную мелодию. Они скакали взад и вперед на задних лапах, их хвосты со свистом качались из стороны в сторону, они крутились и поворачивались, кивали и покачивали головами. Огромные коты, мурлыкающие с явным удовольствием. Они порвали бы его на куски, если бы не его прекрасный, сильный голос. Голос становился все громче и громче, и все быстрее и быстрее крутились эти желтовато-коричневые тела.

Чибинди топал ногами и пел; подняв руки перед собой на уровне плеча, он то поднимал, то опускал их, как будто подбадривая львов, танцующих на задних лапах, танцевать быстрее и быстрее. И вскоре ужасные львы забыли, что их интересовала свежая человеческая плоть…

Воспоминания о Чибинди воскресили давно забытые события в памяти. Грустные события. Я все так же вижу Раджа, стоящего под деревом, топающего босыми ногами по сухой земле, он размахивает руками с безумной скоростью, и он простил меня…

Однажды, что меня сильно взволновало, Радж согласился преподать мне тайны заклинателя змей. Тайны передавались только из поколения в поколение от отца к сыну. Это походило на несбыточный сон, который вдруг стал явью. И вот я уже обматываю змею вокруг своей шеи подобно богу Шиве. Яд, как я узнал позже, был самым драгоценным, что только мог получить человек от змеи и чего больше всего боялся. Страх — это запах, который змея ищет, когда щелкает своим языком вокруг. Только когда она почувствует этот запах, запах страха, змея нападет. Радж сказал, что он давным-давно избавился от такого страха, а вместо него приобрел острые зубы и прекрасные длинные когти.

— Сегодня вечером будет полнолуние, — сказал он мне однажды днем. — Лунный свет тревожит змей. Они выходят, чтобы потанцевать в свете луны. Вечером встретимся на китайском кладбище?

Его молодые и в то же время такие умудренные глаза внимательно смотрели на меня, и в них я видел то ли вопрос, то ли сомнение.

Сначала я с сожалением покачал головой, терзаемый желанием пойти с ним. Даже одного раза, как я убеждал самого себя, мне будет достаточно. Он так многому мог меня научить, столько всего интересного мог мне показать — но меня всегда преследовала мысль о матери, ждущей на кухне, пока утренние лучи солнца не появятся в окнах. Я не переставал удивляться, почему она так плохо спала. Я не думаю, что она когда-либо спала больше, чем два или три часа за ночь. Однако однажды днем, когда я дремал под деревом, слова «хорошо, сегодня вечером на китайском кладбище» сорвались с моих губ помимо моей воли.

Оказалось, что это совершенно просто — выскользнуть из окна спальни, спуститься вниз на специально поставленную в нужном месте бочку и бесшумно ускользнуть из дома. В тени деревьев возле усадьбы заклинателя змей меня ждал Радж, но я прошел мимо него, не заметив. Его рука затянула меня в темноту. Дикарь приказал мне замолчать, приложив указательный палец к губам.

Мы оба были тайной друг друга.

Острый запах лука исходил от его тела. Он двигался бесшумно, поскольку не носил рубашки. Кожа Чибинди мерцала, подобно лакированной красной глине, в бледном лунном свете. На желтой веревке на его шее висел блестящий золотой амулет. Этот амулет, насколько я знал, был предназначен для шипящей кобры, которая выслеживает блеск глаз врага, чтобы выпустить туда свой смертельный яд и ослепить врага, находясь на безопасном расстоянии.