Утро следующего дня было наполнено слухами и перешептываниями. Воспитанники странно поглядывали на Пьетро и шушукались, пряча взгляды. Воздух был словно наэлектризован и настолько плотен, что можно было черпать его руками. Пьетро осоловело оглядывался и всё никак не мог взять в толк, чем это все так возбуждены. Позже Маттеуш рассказал, что Ванда и Елена страшно подрались. Детали разнились: кто-то говорил, что первой начала Елена, обозвав Максимову шлюхой, кто-то — что Ванда подкараулила Елену за углом дома и страшно её отмутузила арматурой. Пьетро, раскрыв рот, слушал сплетни и всё пытался отыскать сестру, бегая то в медпункт, то во двор. Елена, вся в кровоподтеках, с выбитым передним зубом и выдранными волосами, дико шипела на Пьетро и запрещала даже близко подходить. Называла Ванду ведьмой и сумасшедшей, при этом смешно картавила и плакала навзрыд, проклиная близнецов.

Пьетро жутко волновался за Ванду: куда она пропала? Что с ней? Что вообще произошло?

Искали её все: и воспитанники, и учителя, а больше всего — брат. Ни в подвале, ни на чердаке, ни на территории детдома девушки не было, поэтому Пьетро под вечер удалось незаметно выскользнуть на улицу и отправиться в город на поиски сестры.

Через несколько часов, когда уже начало светать, он нашел её на детской площадке в соседнем районе. Ванда сидела на скамейке, согнувшись в три погибели, и волосы её, растрепанные и похожие на воронье гнездо, свешивались до земли. Пьетро, тяжело дыша от долгого бега, бесшумно подошёл и присел рядом. Ванда никак не отреагировала. Тогда он нежно коснулся её спины, заставив девушку вздрогнуть и поднять голову. Пьетро с трудом подавил вздох ужаса, увидев, как страшно её изуродовала Елена: разбитая, вспухшая до невиданных размеров губа, рассеченная бровь и запекшаяся кровь на лбу. Ванда удивленно ахнула, когда Пьетро подтянул её ближе и усадил себе на колени, уткнувшись носом ей в плечо. От сестры пахло сырой землей и дождём.

– Дурочка, ты так меня напугала. Убежала, не сказав куда. Тебя все обыскались. Я чуть не умер от страха за тебя. Что произошло?

Ванда молчала, лишь играла с тёмными волосами Пьетро, отчего у него мурашки пробегали по всему телу. У неё замерзли руки, брат гладил её по разбитым коленкам и бедрам и, стянув с себя куртку, накинул ей на ноги.

– За что ты обиделась?

Ванда молча положила ему голову на плечо и тяжко вздохнула.

Они оба глядели вдаль, видя, как за деревьями светает небо и первые лучи солнца играют в еще пока зелёной листве. Было холодно. Пьетро взял сестру за руку и поцеловал наливающийся синяк на кисти.

– Если к тебе ещё раз подойдет какая-нибудь тёлка, я оторву ей ноги, — холодно прошептала Ванда. — Если тебя ещё раз кто-нибудь поцелует, я вырву ей язык.

– Ты это из-за Елены? — удивился Пьетро, за что получил подзатыльник.

– А то, что я с тобой три чертовых дня не разговаривала — не показатель? Я между прочим не слепая. Я всё видела. Черт! Как меня это бесит, как я ненавижу тебя в эти моменты. Неужели ты ничего не видишь и не понимаешь? — разъярилась Ванда, вскакивая на ноги и охая от боли в коленях. — Как мне надоело, когда ты так со мной поступаешь! Ты же знаешь… что я тебя люблю.

– Это ты на неё напала? — полюбопытствовал Пьетро, поднимая свою сброшенную на землю куртку и вновь усаживая Ванду себе на колени. — Моя воительница, — нежно прошептал он ей на ухо. — Я не видел, но все говорят о том, как круто ты её приложила головой об стену. Она теперь смешно картавит и злится на тебя.

Ванда хмыкнула.

– Ты на меня больше не обижаешься?

Сестра молчала.

– Ванда… Солнышко моё.

– Я не солнышко.

– Тучка моя грозовая…

– Хватит дурачиться!

Пьетро развернул Ванду к себе лицом и осторожно коснулся пальцами разбитой губы. Девушка поморщилась. Пьетро поцеловал её в бровь, поправляя спутанные волосы.

– Простишь меня?

Сестра молчала, смотря куда-то за плечо брата.

– Настанет время, ты повзрослеешь и уйдёшь к другой девушке, — вдруг сказала Ванда, буквально царапая Пьетро за плечо. Он удивлённо взглянул на неё и не нашёлся, что ответить. — Мы не всегда будем вместе. У тебя будет семья и у меня будет семья.

Пьетро склонил голову, прислушиваясь к тихому шелесту листьев. Он старался, но никак не мог представить Ванду взрослой, тридцатилетней женщиной, которая готовит мужу обед и ласково улыбается своим детям. От одной только мысли у него недовольно заворочалась внутри ревность.

– Я не…

– Не надо ничего говорить. Давай просто помолчим, — прошептала Ванда и уткнулась ему лбом в шею. — Лучше накорми меня. Я дико голодная.

В тот раз они не разговаривали ровно три дня. И Пьетро не хотел, чтобы это повторилось.

Растоптав подлую гордость, он кинулся обратно в Сеул. Ноги сами несли его в нужное место, у него словно второе дыхание открылось, от усталости не было и следа. Он нужен был Ванде: она нуждалась в нём также, как он нуждался в ней.

Он радостно влетел в ангар, не заметив ничего подозрительно у входа, и улыбка медленно сползла с его лица: ангар был пуст. И никак признаков жизни. И звенящая тишина, лишь ветер трепал железную обшивку стены.

– Ванда?

Голос прозвучал одиноко и звонко, эхом раскатился у потолка и вернулся. Вернулся как вернулся блудный брат. А сестры не было. Пьетро обежал ангар, заглядывая под каждую коробку, и остановившись, чертыхнулся. Ванда ушла, и он теперь даже не знал, где она. От отчаяния хотелось выть и царапать ногтями стены. Пьетро в ярости пнул какой-то бак и вдруг от дикой боли, пронзившей правое бедро, рухнул наземь и завопил. Он ошалело смотрел на стрелу, торчащую из ноги, и сжимал до скрежета зубы, перекатываясь по полу.