Они с сестрой любили друг друга, но это не мешало им часто ссориться. Это был своего рода ритуал — после ссор их связь становилась крепче. Они ощущали, как нить родства связывает их ещё сильнее, буквально душит, оставляя на коже красные следы; они могли прощупать эту нить руками, натянуть её до предела и вдохнуть её запах.

Во время этих взбучек они могли не разговаривать друг с другом целыми днями, и от этого было так плохо, словно им обоим перекрывало кислород. Они задыхались без объятий и взглядов, без касаний и поцелуев. Им и слова-то были не нужны, надо было просто друг друга видеть. Знать, что всё хорошо, знать, что никто не обижает.

В прошлый раз они не разговаривали ровно три дня.

Это был сентябрь. Им было по шестнадцать.

В приюте появилась новая девчонка. Елена. И её появление взбудоражило всю мужскую часть детдома. Всех, кроме Пьетро. Он бы посчитал её красивой, если бы не слишком массивный подбородок. И слишком крупный нос. И пухлые губы. Всё было слишком, тогда как в Ванде всё было в самый раз: всё было гармонично, для него Ванда была идеалом женской красоты.

Елена была слишком странной для девчонки, которую определили в приют. Дети здесь поначалу всегда были зашуганными, тихими, постоянно плакали и просились домой. Но не эта девчонка. Она улыбалась и казалась преувеличенно веселой. Слишком радостной для той, у которой не было семьи.

И Пьетро бы никогда не обратил на неё своё внимание, если бы она сама не стала строить ему глазки на уроке математики. Она сидела сбоку, за соседней партой, соблазнительно держа у своих губ карандаш и хлопая слишком светлыми ресницами. Пьетро скосил взгляд и посмотрел на рядом сидящую сестру, та была слишком поглощена примером по алгебре и словно бы ничего не замечала.

Ему нравилось флиртовать с другими девушками. Не потому что было приятно женское внимание, а потому что хотелось позлить сестру. Хотелось, чтобы она смотрела на него своим потемневшим от ярости взглядом, чтобы злилась на него, а он успокаивал, говоря, что он только её. Хотелось прижимать к себе и гладить по спине, чувствуя, как ревниво колотится её сердце. Хотелось, чтобы Ванда обращала на него внимание, смотрела и ловила каждый взгляд также, как он ловит её. Он знал, что поступает подло: у него у самого кружилась голова, когда к сестре подходил кто-то из парней. У него всё в жилах стыло, когда она им улыбалась. Он готов был убить этих нерадивых, посмевших посягнуть на его Ванду.

Он смотрел на Елену, также ласково ей улыбаясь, не забывая украдкой поглядывать на сестру. В этот раз Ванда казалось какой-то холодной, неприступной и чужой. Это злило Пьетро и заставляло его активнее проявлять интерес к новенькой.

Томаш Кравчик был самой жуткой задавакой в приюте. Он был очень высок и хорошо слажен, что помогало ему держать некоторых мальчишек в страхе и регулярно их избивать. Так, по настроению. В числе несчастных значился и Пьетро. И в тот день он просто не смог устоять от того, чтобы не отомстить своему обидчику: Томаш завязывал на кроссовках шнурки, стоя пятой точкой кверху, и проходящий мимо Пьетро поддал ему смачный поджопник и с диким хохотом побежал к дыре в заборе. Драться-то он дрался, только из боя чаще всего выходил проигравшим, поэтому предпочитал убегать — это получалось у него лучше всего.

Вот только Пьетро забыл, что дыру в заборе заделали два дня назад и ему просто некуда было бежать. Удар у Томаша был поставлен хорошо: он пару лет ходил в секцию по боксу. Поэтому он мутузил Пьетро до тех пор, пока девчонки не стали верещать и на шум не прибежали воспитатели.

Сидя на кушетке в медпункте и бесцельно качая ногой из стороны в сторону, Пьетро ждал, когда придёт сестра. Она всегда хмурилась, видя на его лице синяки, говорила, что ему нужно отвечать на побои, потому что такое больше невозможно терпеть. А он улыбался ей, хотя улыбаться было больно, и говорил, что всё в порядке. Ванда возмущалась, а потом смягчалась и аккуратно целовала его синяки и ссадины. Это было обязательно: в детстве они думали, что если так делать, то их раны заживут моментально. Это конечно было неправдой, но им до сих пор казалось, что тогда синяки начинают рассасываться быстрее.

Вот только вместо Ванды к нему зашла Елена. Пьетро оторопел и позволил ей подойти ближе, положить руку ему на колено. Она смотрела на него своими ясными голубыми глазами и говорила о том, какой он смелый и быстрый. О том, что синяки его украшают, и он выглядит настоящим мачо. Пьетро смущался и не знал, что сказать, лишь улыбался и качал головой, когда девчонка интересовалась, болит ли у него подбитый глаз или нет. Он слушал и глядел на дверь, всё ожидая сестру, но она так и не пришла. Пьетро обиделся.

Он видел, как она сидела на детской площадке с подружками, ветер трепал её распущенные длинные волосы, закатное солнце играло на её смуглой коже и злился, что она не видит, как он избит, не бежит ему навстречу, охая и причитая, словно мать, и не целует его раны. Злился и расстраивался, что нет возможности поговорить с сестрой, потому что она даже не смотрела в его сторону, и Пьетро не понимал почему.

Зато рядом всегда была Елена. Она трещала без умолку и к концу дня у него уже голова раскалывалась от её голоса, слишком высокого и детского. Пьетро узнал, что новенькой не привыкать к детдомам и приёмным семьям: мать у неё была наркоманка, отца никогда в жизни не видела, они с младшей сестрой жили у бабушки, которая недавно упала с лестницы и сломала шейку бедра и находилась в больнице. Их с сестрой разлучили и на время отправили в разные приюты. Пьетро ужаснулся: он даже думать не хотел о том, что их с Вандой могли разлучить ещё в детстве. Елена лучезарно улыбалась, но Пьетро смотрел на неё и сравнивал с родной сестрой. Ванда была другая. Чуть жестче, чуть темнее, но для него она была солнцем.

Елена нагнулась к нему и прикрыла глаза, готовясь поцеловать, но в самую последнюю секунду Пьетро отвернулся, и девчонка неуклюже клюнула его в щёку. На её лице мелькнуло разочарование, она нахмурилась и обиженно выпятила нижнюю губу. Пьетро поторопился убраться, почему-то было невероятно стыдно перед Вандой.

Они уже дня два не разговаривали, и Пьетро чувствовал себя потерянным и брошенным. Он никак не мог застать сестру одну, чтобы поговорить с ней, и злился от неведения. Да какая кошка между ними пробежала?! Ванда даже от него отсела подальше, на самую последнюю парту, а её место рядом с ним заняла Елена. И Пьетро это невероятно выбешивало.