После смерти родителей их определили в приют. Они тогда жались друг к другу, и Ванда рыдала, размазывая слёзы по щекам: ей было страшно, она боялась, что её разлучат с Пьетро. Брат тогда обнимал её и шептал, что всё будет хорошо. Если кого-то из них усыновят, он сбежит и найдёт её, даже если он будет в другой стране. Да хоть на другом материке, да хоть на другой планете.

– Я всегда найду тебя, только не плачь, — говорил он, целуя её в пылающую щёку, мокрую от слёз.

Сколько раз они сбегала из детдома — не перечесть. Как же их ненавидели воспитатели за это, как с восхищением смотрели другие дети — мало кому удавалось продержаться больше трёх дней на улице, обычно все потом возвращались. Кроме Максимовых: Ванда помнила, как однажды они сбежали в феврале и целых десять месяцев шлялись по городам, питаясь объедками из мусорных баков, спали в подвалах домов, которые кишели огромными рыжими тараканами и где тошнотно пахло кошками. Они без зазрения совести воровали в магазинах, крали чужие кошельки, как боялись, что полицейские их поймают, как убегали от них и смеялись, когда всё обходилось.

Дело было весной. Апрель или май, Ванда точно не знала, но помнила, что было тепло. Пьетро тогда зашел в секонд-хенд и пронёс мимо охранника пачку колготок. Ванда тогда дико радовалась кислотно-красным растянутым колготкам, которые вечно с неё сползали и их постоянно надо было подтягивать. Они скрывались уже где-то месяц и за этот жалкий срок им уже удалось добраться до столицы. Пьетро хотел на юг, он говорил, что там тепло и им не придётся, шатаясь по улицам, мёрзнуть по ночам и искать зимнюю одежду. И там есть море. Они оба никогда не видели море, но брат рассказывал, что оно всегда тёплое и что ей понравится. И что он научит её плавать. И девушка верила. Она всегда верила Пьетро.

На обочине стояла фура, большая и длинная, с темно-синим кузовом. Водитель был толстый, с дикой порослью вместо бороды, Ванда помнила, как страшно от него воняло потом и пивом. Пьетро спросил его, может ли он отвезти их в другой город, на что дальнобойщик коротко бросил:

– Чем платить будете?

Пьетро тогда растерялся и невольно засунул руки в карман ободранных брюк: мелочь гулко зазвенела в руках.

Мужчина тогда долго смотрел на Ванду, изучая её подростковую фигуру, на ноги, худые от недоедания, и вдруг ухмыльнулся, обнажая кривые желтоватые зубы:

– Довезу, если заплатишь мне девчонкой. На минут пятнадцать оставишь нас наедине и хоть на край света отвезу вас.

Ванда тогда нахмурилась, она даже толком понять не успела, что от неё хотят, просто вцепилась в руку Пьетро, чтобы уйти и не снискать на голову проблем. Но брат будто окаменел. Девушка тянула его и тянула и вдруг услышала ледяное:

– Что ты сказал?

У Ванды тогда мурашки пробежались по коже, ей захотелось забиться куда-нибудь в угол. Она взглянула на Пьетро и ужаснулась: он был бледный, словно бумага, на лице остались лишь пылающие животной яростью глаза и сжатые в полоску губы. Он сжал тогда кулаки так, что кожа готова была разорваться от напряжения.

– Пьетро, я умоляю тебя, давай уйдём, — взмолилась девушка, но брат не послушал.

Он был тогда худеньким и его часто избивали в приюте, и Ванда даже помыслить не могла, сколько силы сокрыто в её любимом брате. Он схватил ухмыляющегося мужчину за грудки и буквально швырнул его на асфальт. Он бил его так, что кровь брызгами орошала траву и пачкали облезшую куртку Пьетро. Ванда кричала и просила его остановиться, видела, как сдирается кожа с костяшек его пальцев, как брат сжимает зубы и шепчет:

– Подонок, она же моя сестра, она моя кровь, ты несчастный урод.

Ванда тогда думала, что Пьетро убьёт дальнобойщика, его голова моталась их стороны в сторону, он давно уже перестал подавать признаки жизни, а брат всё бил и бил, не в силах остановиться. Вокруг уже собралась толпа любопытствующих, но сколько отчаявшаяся Ванда не просила разнять дерущихся, никто не откликнулся на её мольбы. Чёрствые людишки. Вдалеке завыла сирена: кто-то умудрился вызвать полицию. Ванда запаниковала и схватила брата за плечи, пытаясь оттащить. Пьетро замахнулся тогда слишком сильно и случайно ударил её локтем в живот. Девушка охнула и упала на асфальт, больно ударившись головой и застонав. Перед глазами всё потемнело. Пьетро будто опомнился, он остановился и в ужасе взглянул на лежащую без сознания сестру, открыл рот от удивления и взглянул на свои дрожащие руки, испачканные в крови.

Их схватили полицейские и отравили обратно в детдом. Пьетро тогда со слезами на глазах просил прощения у Ванды, стоя на коленях, хотя в этом не было необходимости: она на него и не злилась. Он спас её, он защитил её, не струсил и не убежал, он действительно её мужчина. Мужчина с большой буквы. И Ванде бесконечно было приятно, что он это сделал ради неё. И плевать, что их поймали…

Девушка уверенной походкой направилась к брату и, лучезарно улыбаясь кореянке, схватила Пьетро за пах. От удивления у него глаза на лоб полезли, азиатка поражённо раскрыла рот.

– Он мой, — твёрдо произнесла Ванда, сжимая выпуклость в своей руке, и Пьетро издал странный полувздох, вцепившись побелевшими пальцами в автомат с кофе.

Кореянка сглотнула и кивнула, растерянно взглянув на слабо улыбнувшегося ей парня. Не оглядываясь, она засеменила подальше от разъярённой девушки.

– Ты же сейчас яичницу сделаешь, — выдохнул Пьетро, умоляя сестру убрать руку.

– Ну и хорошо. Будешь тогда знать, как свои шары к хрен знает кому подкатывать, — но руку всё же убрала и взглянула брату в его ухмыляющееся лицо. — Никогда. Не смей. Больше. Так делать, — грозно прошептала Ванда.