Глаза, появившиеся из ночной тьмы, тоже пугали изрядно, - о повадках и виде их обладателей можно было только догадываться, - но не имели желания или возможности охотиться на путников. Дорога пока защищала их.

— Уж лучше бы изругал, — пожаловался девушке Фили; он тщетно пытался расчесать волосы пальцами. Кусочки крыльев, похожие на диковинные украшения, запутались в них, пыльца осыпалась, придавая светлой шевелюре легкий серебристый оттенок.

Оин немедленно обработал раны всех троих, и, осмотрев их внимательно в белесом свете наступающего дня, покачал головой. Больше всего ему не понравилось, что укусы до сих пор кровоточили, хотя прошло уже немало времени. Очевидно, какой-то яд, оставленный в ранках крылатыми хищниками, не давал им затягиваться, а крови свернуться. Лекарь переговорил с Торином, и тот приказал разбить лагерь прямо здесь, хотя это задерживало продвижение отряда.

Гномы быстро смели в кучу остатки бабочек, некоторые все еще трепетали. Оказалось, на ночь путники остановились на небольшой поляне. А может, это было просто расширение дороги. Бофур развел огонь, застучал котелками и посудой. Вскоре к почти родному запаху дыма прибавился и чудесный аромат готовящегося завтрака. Повар грозно стоял над Жанной, пока она не закончила есть, хотя сейчас заставлять ее было не нужно. У нее проснулся аппетит, и девушка с благодарностью протянула ему обратно пустую тарелку.

Торин теперь уже с Балином стояли на окраине поляны и о чем-то негромко разговаривали. Оин вновь подошел к своим подопечным, разлил всем по порции особо горькой настойки, не слушая возражений, смазал ранки еще раз и остался доволен. А Фили он сказал, что, если принц не перестанет дергаться и вертеться, то он попросит Двалина как следует придержать его! Представив себе эту картину, Фили судорожно вздохнул, притих, и больше не сопротивлялся. Кили все процедуры воспринимал без особенного волнения, не упуская, впрочем, случая подколоть брата:

— Не знал, что мечники боятся таких маленьких ножичков!

После краткой передышки, устроенной Торином, гномы собрались за считаные минуты. Решено было разводить огонь только ненадолго перед ночевкой, чтобы не привлекать внимания местных обитателей, и отряд двинулся в путь.

Так и повелось. Гномы каким-то шестым чувством определяли время, оставляя на привал не больше пары часов перед заходом солнца, и всегда вовремя гасили костер. Балин тщательно следил за этим. По ночам огонь разводить никто не пытался; караульные сидели парами в полной тишине, наблюдая за появляющимися ближе к утру фосфоресцирующими глазами, к которым стали понемногу привыкать. Даже хоббит следил за незваными гостями с явным любопытством. Ранки у Фили, Кили и Жанны затянулись, и больше ничего не напоминало о странных бабочках.

Местность вокруг не менялась, и Жанна, потеряв счет времени, уже не могла сказать точно, сколько дней прошло с тех пор, как они вошли в лес. Дорога однообразно вилась между похожими друг на друга деревьями, поросшими серым мхом, лишайником и плющом. Только деревья становились выше и толще, их стволы темнее, а кора на них - более старой, грубой и морщинистой.

В первый день солнце прорезало густые сомкнутые ветви так высоко, что его почти невозможно было увидеть, а теперь зеленый свод над головами стал еще темнее и гуще, совсем скрыв его. И стволы смыкались все теснее, отгораживая мрачное, душное Чернолесье от всего мира.

Гномы, казалось бы, должны были привыкнуть в своих подземных чертогах к отсутствию солнечного света и свежего воздуха. Но они с отвращением поглядывали по сторонам - недобрый лес был противнее грязных пещер гоблинов! Бильбо, любивший погреться в это время года на солнышке, совсем загрустил и едва поспевал за отрядом. Запасы еды таяли с каждым днем, но больше всего Бофура беспокоило все уменьшающееся количество воды. Пополнить ее до выхода из леса было негде. Он резко ограничил дневной паек, несмотря на жалобы и протесты гномов. Но Жанне вновь не хотелось ни пить, ни есть, она едва могла дышать. Ей казалось, что сам черный ужас тихо стоит за старыми стволами, тяжело вздымающими свои ветви к невидимому небу. А деревья с угрозой прислушиваются к путникам, ловят их вздохи, проникают в мысли, выбирают подходящий момент для удара, желая наказать нечестивцев, нарушивших их вековой покой.

Темнота, тишина, духота… Все это угнетало ее.

Уже привычная к тревожным ночевкам, сегодня Жанна спала хуже обычного, хотя никто не смотрел на них из чащи. Может, потому, что деревья вокруг стали светиться собственным блеклым светом, как морские водоросли или светлячки. Непроглядной тьмы, как раньше, уже не было. Это продолжалось уже пару дней и вначале сильно встревожило гномов. Но ничего плохого пока не происходило. Чем ближе к восходу, тем больше девушка ощущала чье-то недоброе присутствие. Даже белки, и те пропали. В груди захолодело.

Абсолютная тишь стала прерываться отдаленными звуками: будто кто-то ворочался вдалеке, шелестел и трепыхался в сухих мертвых листьях, которые большими кучами лежали под деревьями. Жанна осторожно встала и огляделась. Все тот же рассеянный свет и полная неподвижность вокруг. Бофур клевал носом на краю дороги. Непонятные шорохи стихли… Только каждый ее вздох теперь отдавался громом в ночной тишине.

Место ночевки окружали чахлые сухие деревья, четыре росли совсем близко к тропе: два слева, одно справа, одно перед ней. Жанна, почувствовав за спиной движение, обернулась. Никого. Только деревья. Одни деревья.