Выпадать в осадок не было времени, а то бы я выпал.

— Ты хотя бы ничего не подписал? — в последней надежде спросил я.

— Пап, да че тут изворачиваться? — тоном поучающего несмышленыша наставника вопросил Кирилл. — Все же ясно. Накосячил — имей мужество сознаться. Но ты не волнуйся, я уже обо всем договорился.

— О чем ты договорился? — чувствуя, что впадаю в ступор, прошипел я.

— Ну, о цене вопроса, — пояснил тот. — Пятьсот тысяч, и никаких проблем.

— У тебя что, есть пятьсот тысяч?! — завопил я.

— Стой, стой, пап! — раздраженно осадил меня Кир. — У меня при себе таких денег, конечно, нет. Но люди здесь здравые, разумные, они готовы подождать.

Хотелось страшно и матерно кричать. Я на секунду отнял телефон от уха, закрыл глаза. Увидев это, Марина сразу же руками, глазами, губами завопрошала: «Ну, что там, что?»

— И долго они готовы подождать? — вернул себя в конструктивное русло я.

— До завтра до десяти часов утра, — гордым тоном переговорщика, только что уломавшего сдаться целую банду террористов, ответил Кирилл. — В одиннадцать они подают наверх рапорт за вчерашний день. Они говорили, что надо сегодня, но я убедил их, что это нереально.

Нереально! Он убедил их, что сегодня нереально! А завтра в десять — реально! Сколько до того Мариуполя? Тысяча километров? Больше?

— Мать, мы едем в Мариуполь, — сказал я Марине, прикрыв трубку. — Выезжаем сейчас, немедленно, собирайся.

— Господи, где это? — вся трясясь, переспросила не дружащая с географией жена.

— На Украине, — коротко пояснил я, снова возвращаясь к разговору.

Ибо мелькнувшая у меня мысль мне очень, очень не понравилась. Насколько я знал своего сына, говоря так легко о пятистах тысячах, он явно имел в виду рубли. Ну, да, кому-то полмиллиона — сумма заоблачная, а нашему ребенку, получившему сравнимый по стоимости подарок к окончанию вуза это — так, побриться. Вот только зачем рубли хохлятским ментам?

— Слушай, а пятьсот тысяч чего? — с замиранием сердца переспросил я. — Не долларов, часом?

— Да нет, ты чё! — великодушно усмехнулся Кир. — Этих, как его? Ну, местных денег, гривен.

У меня похолодело в желудке. Какой там нынче курс гривны к доллару? Семь, семь с половиной? Полмиллиона гривен — это… Это… Это прядка семидесяти тысяч долларов США. И этот говнюк так спокоен?

— У них же тут деньги даже дешевле наших, — с чувством полной уверенности в ереси, которую он нес, продолжал разглагольствовать Кирилл. — Пап, ты нет беспокойся, я все отдам!

— Замолчи, идиот! — заревел я. — Гривна, чтоб ты знал, в четыре раза дороже рубля. И дело даже не в том, как ты отдашь без малого семьдесят тысяч баксов, а в том, что у меня сейчас таких денег нет, и я понятия не имею, где их в такие сроки можно достать!

На том конце провода повисла тишина. Марина, услышав сумму, уронила лицо в ладони, ее лопатки заходили ходуном.

— Семьдесят тысяч долларов? — раздался наконец в динамике совершенно обескураженный голос Кирилла. — Блин, я че-то, видать, обсчитался. Думал, это тысяч пять максимум.

Я молчал. Еще пару дней назад такие деньги я в течение часа забрал бы из банковской ячейки, но внесенный за Самойлыча залог подмел эту всегда лежащую на черный день заначку подчистую. На расчетном счете было миллиона три — этого хватило бы с избытком, но во-первых, превратить безналичные деньги в «нал» — это минимум два-три дня, а во-вторых, встало бы производство, да и выдача зарплаты на носу, так что в любом случае это — не вариант. Дома в сейфе наличных тысяч сто пятьдесят — это пятерка «грина», да на золотой кредитке «Внешторгбанка» доступный остаток пятьсот тысяч — это еще тысяч шестнадцать. Ну, еще по сусекам, на зарплатной карточке Марины, наверное, что-то есть — итого тысяч двадцать пять, нужен еще минимум сороковник. И не в Москве, а в «гарном мисте» Мариуполь на берегу Азовского моря через двадцать три часа. Все вместе это делало задачу не то, чобы нерешаемой, но… Теорему Ферма не могут доказать уже почти четыреста лет, — впрочем, как и то, что она недоказуема.

— Пап, а что же делать? — задрожал в трубке голос Кирилла. — Они говорят, что если по суду, то это на пятерку строгача тянет.

— А ты, бл…дь, думал, когда наркоту пер через границу?! — сорвался в крик я. — Чем ты пользовался в качестве мыслительного органа, размышляя об этом? Жопой? Вот пополируешь этим местом пять лет тюремную скамью, может, научишься делать это головой!

При словах «пять лет» Марина охнула, и начала заваливаться набок. Я подхватил ее одной рукой, но ее глаза закатились, она обмякла, я не удержал ее, и мы вместе повалились на пол.

— Что там у вас так гремит? — обеспокоенно спросил Кирилл.

— Это рушится наша с мамой жизнь, — вполне серьезно объяснил я, вставая на ноги. — Спроси у хозяев, связь держать по этому номеру?

— Да, по этому, — утвердительно ответил он. — Я уже интересовался. Спрашивать Николая Николаевича.

— Ладно, передай Николаю Николаевичу, что деньги будут, — сказал я. — В хохлятскую тюрьму я тебя не отдам, но что не прибью, когда увижу, гарантировать не могу.

— Да ладно те, пап! — легким голосом школяра, чудом избежавшего двойки за ответ по предмету, в котором бы ни в зуб ногой, ответил сын. — Ну, лоханулся, прости. Я деньги отдам…