Шрифт:
Я посмотрел на Марину, уже успевшую по плечи погрузиться в нутро нашей дорожной сумки. Одной из отличительных черт ее характера было то, что иногда она начинала свято верить во что угодно, в любую несуразицу, если таковая каким-то образом угнездилась в ее голове и, паче чаяния, была прилюдно ею произнесена. В этом случае требовалось нечто большее, чем просто мой авторитет главы семьи, чтобы разубедить благоверную в ее заблуждении. И сейчас явно был такой случай. В Марининой голове все сложилось, источники информации заслуживали, по ее мнению, полного доверия, и остановить ее было невозможно. Я не стал и пытаться.
— Ты абсолютно уверена? — для очистки совести переспросил я. — Наверняка?
— Да! — глухо донесся из недр сумки ее голос. — Не теряй времени, собирайся!
— Я не поеду с вами, — сказал я. — Я не могу ехать.
Марина вынырнула из сумки и недоуменно посмотрела на меня.
— В каком смысле? Как не можешь? Почему?
Я вздохнул и рассказал. Марина слушала меня, зажав рот рукой, потом бессильно опустилась на стул. Минуту она сидела, молча глядя в пространство, потом подняла на меня глаза. В них была странная смесь страдания и непреклонной решимости.
— Арсюш, мы все-таки поедем, — сказала она. — Внизу висит железнодорожное расписание, я случайно посмотрела — через час поезд на Москву, мы успеем. Все равно я тут тебе чем помогу? А этих одних отправлять нельзя, ты знаешь. Если такая ситуация, сиди уж лучше тут, чем в Москве под арестом. А я подключу Константина Аркадьевича, думаю, он мне не откажет.
Я посмотрел на Марину, на ее тонкую талию и крутые бедра, на небольшую, но высокую грудь, на потрясающе породистый нос и очень интеллигентный взгляд, и подумал, что Константин Аркадьевич точно не откажет.
— А что, одни они не доберутся? — хмуро спросил я.
— Как ты себе это представляешь? — с искренним недоумением всплеснула руками Марина. — А если что-нибудь?
— Что ты имеешь в виду под «что-нибудь?» — еле сдерживая раздражение, переспросил я. — Что он снова наркотики, теперь обратно в Россию, потащит?
— Ну, зачем ты так? — с обидой в голосе ответила Марина. — Мало ли чего может произойти?
— А здесь со мной ничего не может произойти? — гнул свое я, злясь на себя, что мне обидно, что я вот так убеждаю жену остаться, вместо того, чтобы легко махнув рукой, отпустить мать ехать с сыном.
— Арсюшенька, ну что тут с тобой может случиться? — с искренним непониманием заглянула мне в глаза Марина.
Продолжать дискуссию не имело смысла.
— Да, на самом деле? — усмехнулся я, но весь сарказм этих слов разбился впустую, — Марина мыслями уже была не здесь.
— Так, а что у нас с деньгами? — озабоченно спросила она.
С деньгами была амба. Вывернули карманы, набралось четыреста гривен с мелочью, вряд ли хватило бы даже на билеты.
— Оставь это себе, а я займу у Кира с Лизой, — подняла палец вверх Марина. — До дома как-нибудь доберемся. А ты позвонишь в Москву, тебе кинут денег на карту, верно?
— Верно, — кивнул я. — Все, езжайте, а то опоздаете на поезд.
Марина повернулась ко мне, обвила шею руками, прижалась к груди.
— Арсюш, мне так… неудобно уезжать, — зашептала она. — Неловко, нехорошо, неправильно, я понимаю. Но ты же видишь, как все повернулось?
Марина подняла на меня умоляющие глаза.
— Я вижу, — кивнул я, разжимая за запястья ее объятия. — Иди, опоздаешь.
— Не обижайся! — попросила она. — И не считай, что я предпочла сына тебе. И — я очень благодарна тебе за то, как ты повел себя в этой ситуации.
— С ума сошла? — нахмурился я. — Это ты сейчас в каком качестве выступаешь? И в каком качестве меня благодаришь?
Марина отвела глаза.
— Все сложно, я понимаю, — тихо сказала она и повторила: — Не обижайся!
— Не обижаюсь, — ответил я, протягивая ей сумку. — Все, иди, с Богом.
— Ты не проводишь нас? — спросила Марина от двери.
— Нет, не хочу его видеть, — помотал головой я. — Извини.
Марина опустила голову и вышла из номера, дверь тихо закрылась за ней. Я чувствовал себя наименее ценным членом экипажа, которому не хватило средств спасения. Он горд тем, что все остальные выживут, но самому ему горько и безысходно. «Ну, вот, декабристка, ты и сделала свой выбор», — подумал я, одновременно проникаясь гадливостью к самому себе. Пытаясь разогнать минор, вышел на балкон. На высоте десяти этажей внизу стояли две одиноких фигуры — Кирилл и Лиза. Марина вылетела из вестибюля гостиницы, как лавина, подхватила их, и все втроем помчались к проспекту Металлургов. На вскинутую Мариной руку тотчас, завизжал тормозами светлый «жигуль», троица погрузилась в него и уехала. Я еще долго смотрел вслед удаляющимся огням, потом вернулся в номер.
Было уже почти совсем темно, но включать свет не хотелось. «Выпить, что ли?» — подумал я, но мысль, что глупо шиковать на последние четыреста гривен остановила меня. Чтобы нормально жить в чужом городе, нужны были деньги, и немалые, а на денежную посылку из Москвы можно было ожидать в лучшем случае в понедельник. Гостиница была оплачена до завтрашнего полудня, и был выбор — заплатить еще за одни сутки за проживание, или сходить в ресторан поесть и выпить. Да, ситуация была аховая. От безысходности я уже хотел было включить телевизор, но тут загудел мой айфон, сигнализируя, что пришла эсэмэска. Я подумал, что это Марина эсэмэсила, что сели на поезд, но ошибся — это была Ива. «Позв?» — гласило лаконичное сообщение от нее. Полагая наши отношения закончившимися еще до рассказа Ведецкого, что Ива сдала ментам всю подноготную о наших отношениях, я долго раздумывал, звонить или нет, но в конце концов все-таки набрал знакомый номер.