— Конечно, Арсений Андреевич, я подключусь. То есть вы хотите, чтобы я завтра связался с этим старшим лейтенантом Лазаревым и выяснил, что они, упаси Бог, на вас имеют и что, соответственно, от вас хотят, так? Ну, хорошо. Доверенность от вас у меня есть, так что общаться со мной они будут обязаны. И я сразу позвоню. Тогда все?

И мы распрощались. Марину сморило, и она спала, свернувшись калачиком и крепко вцепившись в ремень безопасности. Я несся вперед, то и дело обгоняя идущие впереди машины. За окном была темнота, и только красная подсветка приборной панели отбрасывала по салону резкие, причудливые тени. Я вспомнил, как в детстве, когда я не мог заснуть, я представлял себя капитаном межзвездного суперкорабля «Радуга», могущего в одно мгновение попасть в любую точку пространства и настолько мощно вооруженного, что мог уничтожить, аннигилировать не только любую планету, но и средних размеров звезду. На этом корабле я бороздил межгалактическое пространство, сражаясь с вселенским злом, изредка возвращаясь на родную Землю. Все это было навеяно книгами Ивана Ефремова «Туманность Андромеды» и «Час Быка», которыми я тогда зачитывался. Вот и сейчас я — капитан Рад Шторм (почти Дар Ветер, верно?), сидя в тесном кокпите «Радуги», несся вперед с гиперсветовой скоростью, готовясь нырнуть в нейтринную воронку, чтобы вынырнуть из нее на другом краю Вселенной, у Врат Зла. Я улыбнулся детским воспоминаниям, из глаза выкатилась ностальгическая слеза. Марина проснулась, прищурившись, посмотрела на часы, потом на меня:

— Где мы уже?

— Подъезжаем к границе, — ответил я. — Еще километров двадцать.

На таможенно-пропускном пункте «Нехотеевка-Гоптовка» (по-украински «Гоптiвка») мы были за полчаса до полуночи. Говорят, сейчас, когда отношения между Россией и Украиной больше напоминают войну, чем мир, этот пограничный переход можно пересечь за полчаса; по крайне мере веб-камеры показывают совершенно свободную дорогу и с нашей, и с их стороны. Но в описываемое время хвост машин, чтобы только въехать на территорию таможни, растягивался на несколько километров. Я помолился и рванул по встречке, срезав километра два и занырнув в свой ряд только там, где начиналось ограждение, дисциплинирующее водителей строго в один ряд. Мое нахальство, безусловно, сэкономило нам массу времени, но все равно на прохождение обеих таможен ушло какое-то невообразимое количество времени. Мы постарались потратить его с максимальной пользой, заказав себе номер в лучшей гостинице (лучшей — как как нам показалось — из числа тех, до которых нам удалось в этот ночной час дозвониться), и детально изучив по карте Мариуполя маршрут отель — банк — ментовка.

Когда мы выехали с таможни на украинской стороне, было уже пять утра. От желания спать меня штормило, и Марина села за руль. Я мгновенно вырубился, просыпаясь только под очень уж тряские ямы и еще более редкие подсказки навигатора, да один раз, когда жену поймали за превышение скорости местные ДАИшники. Но триста пятьдесят километров по территории Харьковской и Донецкой областей она умудрилась пролететь за четыре часа, и в девять ноль две мы были у Линейного отдела железнодорожной станции Мариуполь на площади мичмана Павлова.

О том, что мы подъезжаем, Марина заблаговременно позвонила Кириллу, и отпрыск уже ждал нас, прислонившись к росшему у обочины дороги толстенному платану. Увидев «Субару», он вскинул вверх руку и лениво отделился от пятнистого ствола. На нем были стильные джинсовые бермуды, цвета красного грейпфрута тенниска Lacoste, очки Ray Ban и белые кеды. Он имел вид жуира и ловеласа, тормозящего такси где-нибудь на Сансет или Оушен Драйв, а никак не наркокурьера-арестанта накануне посадки. Я опустил стекло.

— Привет! — с интонациями, не менее беззаботными, чем его внешний вид, поприветствовал он нас. — Как добрались?

При ближнем рассмотрении на лице отпрыска обнаружилась трехдневная небритость, а салон машины заполнил характерный «выхлоп» на стадии преобразования «свежака» в «перегар». К тому моменту за рулем снова был я, и только это спасло Кира от того, чтобы я тут же не врезал ему по морде, — Марина угадал мои намерения и, наклонившись, перекрыла мне траекторию удара.

— Господи, почему от тебя так пахнет! — воскликнула она, тонко определив самый уместный, по ее мнению, в этой ситуации вопрос. — Ты что, пил?

— Ага! — ухмыльнулся Кир. — Менты всю ночь поили водкой и жизни учили.

— Научили? — не удержался от сарказма я.

— Частично, — в тон мне отозвался Кир. — По крайне мере теперь я точно знаю, как не попасть в такую ситуацию.

— А мы знаем, за что деньги отдаем, — зло продолжил интермедию я. — За то, что они выполнили недоделанную нами работу по твоему воспитанию. Такое дорогого стоит, не жалко. Кстати: «не попасть в ситуацию» — это означает не возить больше наркотики, или знать, как их спрятать, чтобы не нашли?

Марина повернула ко мне голову с огромными глазами и, безмолвно артикулируя, донесла до меня что-то вроде: «Ну, отец, хватит, что ли!» Я махнул рукой и отвернулся.

— Ну, что дальше? — спросила Марина.

— Так, а что дальше? — переспросил Кир, для которого дальнейшее развитие ситуации явно представлялось несколько туманным. — Вы деньги привезли?

— Да, но у нас все на карте, нам в банк нужно! — привзвизгнула Марина. — Как бы мы поперли наличку через границу? А время-то уже сколько? Мы к десяти никак не успеем!

— Определенно, — уверенно ответил Кир, глядя на часы. — Ладно, я сейчас спрошу.

Он отошел от машины и проскользнул в открытую калитку в голубых металлических воротах в глубине улице, откуда с самого начала за нами внимательно наблюдал, для вида индифферентно покуривая сигарету, какой-то поц в темных, не по погоде брюках и рубашке с коротким рукавом — совершенно типажный мент. Кирилл подошел к поцу и что-то спросил, кивая головой в нашу сторону. Поц зыркнул на нас глазами, поспешно отвернулся, и что-то ответил. Лицо Кира осветилось радостью, словно он неожиданно познал абсолютную истину Бхагават-Гиты, и он снова бросился к нам.