На дорожке, ведущей из штаба, показался Дятлов. Я подождал его. Он подошел: лицо озабоченное, расстроенное, плечи опущены, и тужурка висит на них, как на сломанной вешалке.

— Синицына отстранили от должности, — не переводя дыхания, сказал он. — Ганжа, видно, перехлестнул. Командование приказали принять мне. Надо что-то предпринимать.

— А пытались объяснить?

— Пытался. Да какое там…

Мы все знали крутой нрав нашего начальства. Под горячую руку лучше не попадать, а Ганжа умел создать настроение.

— Идем к Мельникову, — предложил Дятлов. — Все же он наш бывший командир, знает Александра Ивановича. Пусть позвонит и все объяснит.

«Мельников, разумеется, позвонит, но начальства, судя по тому, что поручило вести расследование Ганже, а не старшему инспектору, видно, не особенно-то благоволит к нему и вряд ли станет менять решение», — подумал я.

— Надо узнать, о чем и как доложил Ганжа. У него в это время был Вологуров.

— Думаешь, Борис Борисович скажет? — усомнился Дятлов.

— Он друг Синицына.

Дятлов молча пошел за мной. На наш звонок дверь открыла Эмма Семеновна. Она была так удивлена, что стояла, загородив проход и не пропуская нас в комнату.

— Кто там? — донесся из глубины квартиры голос Вологурова.

— Мы с Иваном Кузьмичом, — отозвался я. — По важному делу.

Эмма Семеновна, кажется, опомнилась, пожала плечами, усмехнулась: «Если по важному…» — и пропустила нас.

Вологуров перед зеркалом завязывал галстук. На нем были чистая отутюженная сорочка и светлые штатские брюки, на Эмме Семеновне — бледно-голубое кимоно, поверх которого она подвязала передник. На кухне что-то шипело и шкворчало, и оттуда шел вкусный запах жареного. В комнате стол был застлан столовой скатертью. Вологуровы поджидали гостей, а вернее, гостя, и не трудно было догадаться, кто он.

— Видишь, мы кстати, — пошутил я, толкнув в бок смутившегося замполита.

Вологуров смотрел на нас через плечо и не знал, что сказать.

— Этот чертов галстук, — наконец нашелся он и снял его со своей длинной шеи. — Разучился завязывать, узел какой-то косой получается.

Пришла в себя и Эмма Семеновна.

— Проходите в комнату, — с улыбкой предложила она. Но глаза были такие холодные, что я пожалел о своем намерении.

— Мы на минутку, — успокоил я ее. — К Борису Борисовичу.

— А-а, — многозначительно протянула она, поняв мои слова как намек удалиться. — Не буду вам мешать. — И она скрылась за кухонной дверью.

— Синицына отстранили от должности, — сказал я Вологурову, нервно вертевшему в руках галстук. Однако новость не произвела впечатления на майора, он даже не повернул головы и сделал вид, что полностью занят проблемой завязывания узла. — Вы знали об этом? — Я не удержался от резкости.

— Откуда? — пожал плечами Вологуров. — Хотя этого следовало ожидать.

Дятлов заморгал недоуменно и вопросительно глянул на меня, желая убедиться, не обманул ли его слух. Вологуров опередил меня.

— Как-никак Ганжа представитель вышестоящего штаба, и ему поручили расследование, — пояснил он свою мысль. — А Александр Иванович… и с начальством начал тем же тоном разговаривать. Вот и…

Значит, я не ошибся. Ганжа при Вологурове докладывал в штаб. Синицын, видно, не стал выслушивать незаслуженных обвинений и от начальства, наговорил резкостей. Это на него похоже. Но Вологуров-то, Вологуров! Так быстро изменить свою позицию. Притом Синицын не просто командир, он друг ему… Может быть, я чего-то не понимаю?

— Надо выручать командира, — сказал я. — Идемте в штаб, там Мельников. Посоветуемся, может, позвоним командующему.

Вологуров медлил с ответом. Из кухни вышла Эмма Семеновна. Наверняка она слышала наш разговор и поспешила мужу на выручку.

— Александра Ивановича от должности отстранили, — сообщил ей новость Борис Борисович, все так же не поворачивая головы от зеркала.

— Еще бы! — воскликнула Эмма Семеновна, и мне показалось, что в ее голосе зазвучало злорадство. — За это не только отстранять, судить надо!

— За что? — сурово спросил Дятлов.

— А вы не знаете? — усмехнулась Эмма Семеновна, поправляя свои обесцвеченные, коротко подстриженные волосы. — Или вы считаете, что если его орденом наградили, так ему все позволено?

— Зачем вы так, Эмма Семеновна? — укоризненно покачал головой Дятлов. — Разве Александр Иванович в чем-то виноват?

— А кто виноват? Борис Борисович? — распалялась Эмма Семеновна. — В том, что за других как вол тянул? А теперь, видите ли, Октавин — подчиненный майора Вологурова. Значит, он виноват?