Шрифт:
– Понятно. Приказ о выезде и гарантийный лист будут тебя ждать. Я всегда выполняю свою часть договора.
– Прошу прощения, - неожиданно худющий преступник заговорил очень изысканно. – Это у вас на лице написано.
Он поклонился, умело перескочил продырявленный и сожженный зад вагона и направился в сторону центра. Через минуту Шильке с Холмсом вышли за ним.
– Возвращаемся?
– Да ну.
– Неожиданно Холмс свернул к углу, на который указал Барбель. – Поглядим, что тут еще за жмурик на дежурстве.
– Да ну его… Слушай, а чего это тебя так неожиданно заинтересовали бриллианты в сейфе Главной Почты?
– А разве мы их, случаем, не коллекционируем?
– И что? Совершим подкоп и взорвем сейф?
– Шутишь? Автомат Томпсона у нас уже имеется, сигары имеются, осталось только шляпы, костюмы – и мы будто в Чикаго.
Шильке не успел прокомментировать несвоевременную идею, потому что они добрались до перекрестка. Дома здесь еще не были обстреляны, только дальше к западу, в районе боев, вверх вздымались клубы дыма. На ближайшем фонарном столбе болтался какой-то мужчина в одних кальсонах, с громадной таблицей на шее. "Я – трус. Я недостаточно хорошо защищал Фестунг Бреслау", - гласила надпись на ней.
– Ну, замечательно, - буркнул Холмс себе под нос. – Но почему это он в одних кальсонах, и почему его называют "дежурным"?
Шильке поднялся на цыпочки и повернул табличку. Сзади там тоже имелась надпись, только по-русски: "Я – трус. Я недостаточно храбро добывал Фестунг Бреслау". Холмс начал смеяться.
– Ты гляди. Он ведь здесь не просто так висит. Он висит в определенной цели.
– Ну да. И наши оказывают мелкую услугу будущим оккупантам. Зачем трудиться, достаточно перевернуть табличку, и покойничек сразу начнет служить предостережением для других солдат.
– Именно. Но ведь это означает, что немцы ожидают утраты этих территорий еще до того, как этот тип на фонаре совершенно сгниет.
– Ммм… Вот почему Штехер так боялся.
Еще какое-то время он присматривался к трупу.
– Ты гляди. У него пальцы зеленые. Он что, в фосфорных зарядах копался, а?
Холмс махнул рукой.
– Ну ты даешь… Весна идет. Вот он и пустил побеги… скоро зацветет.
Идеальную тьму неба начали размывать первые серые щупальца рассвета. Было холодно и туманно, совершенно типичная для Бреслау погода. Нетипичными были удивительно теплые дуновения, извещающие о скором приходе весны. Несколько человек в маскировочных куртках припало к бортам двух машин. Парнишка в мундире гитлерюгенда, постоянно оглядываясь себе за спину, приближался со стороны вентиляционных башенок. Похоже, разведка дала хороший результат, потому что он спокойно подошел поближе.
– Докладываю о возвращении, герр капитан! – Хайни щелкнул каблуками о образцово отдал салют.
– И как там? – спросил Шильке.
– Имеется. – Парень вынул из кармана сделанный карандашом план бункера и указал пальцем. – Вот здесь.
– Сколько выходов?
– Только два, герр капитан.
– А охрана?
– Обычный фольксштурм, герр капитан. Как только на них прикрикнут, сразу же наделают в штаны.
– Ну да, усмехнулся про себя Шильке, для опытного фронтовика Хайни, чуть ли не ветерана, фольксштурм – это банда гражданских трусов и симулянтов. "Наделают в штаны", как только настоящий солдат, ну и что, что юный, покажет им, что и как. Шильке глянул на Холмса. Но тот успокаивающе кивнул. Впрочем, у них и так не было времени, чтобы все устроить совершенно законно, в договоренности с другими спецслужбами. А это как раз не была территория абвера. Дезорганизация же в городе пока что не дошла до уровня "Тот, у кого есть оружие, пускай делает, что хочет, остальные должны слушаться". Совсем даже наоборот. Дисциплина все еще действовала. Ежедневные казни, начиная бургомистром, включая не очень расторопными солдатами и чиновниками, заканчивая рядовыми любителями грабежа, приводили к тому, что большинство людей опасалось чихнуть вопреки правил, ну а каждую проверку считали чуть ли не попадание в полевой суд.
– Ну что? Начинаем?
– Только, Дитер, устрой из этого настоящий театральный спектакль, - усмехнулся Холмс. – Истинную вагнеровскую оперу.
Шильке подошел к своим людям.
– Ты и ты: усмиряете охранников. Ты, ты и ты: занимаете переходы. Нужно будет обеспечить транспортировку через них. Все остальные займутся устрашением. Вы двое: держитесь рядом со мной, - быстро отдал он распоряжения.
Солдаты, мошенники и бездельники, которых выгнали из других подразделений, прекрасно понимали, что все это лишь цирк. Но как раз это им и подходило. Никакой опасности, далеко от фронта и пуль, можно быть уверенным, что они сделают все, на что способны. Один раз, в универмаге Вертхайма, они уже доказали, что порядочный любитель отмазок вовсе не глуп, что он прекрасно справляется в любых условиях.
– Тогда первое распоряжение: тихо!
Вся группа направилась за офицером, стараясь не производить шума. Первым звуком, который все услышали, был треск перезаряжаемой винтовки.
– Стой! Кто идет?!
– Абвер. Специальный отдел!
Отряд двинулся лавой.
– Вон! Пошел с дороги!
Солдаты превратились в живую, дикую ярость.
– Абвер! Специальный отдел! Все на землю!
Двух охранников в возрасте и правда парализовал страх, когда они увидали нацеленные в себя автоматы. Их спихнули в сторону, не потрудившись хоть что-нибудь объяснить. Люди на миг столпились в дверях, затем побежали по ступеням в бетонный предбанник.
– Туда! – орал Хайни. – Туда!
Еще пара металлических дверей, и они добрались до огромного, просторного зала с расставленными в два ряда нарами. В темноте были видны только фосфоресцирующие надписи на стенах. Солдаты зажигали фонарики.
– Абвер! Не двигаться!
Просыпающиеся люди едва открывали глаза, а солдаты из спецотдела уже действовали жестко. Вопли, удары локтями и даже прикладами парализовали хотя бы намерение шевельнуться вопреки приказу.
– Туда! – Хайни вел безошибочно. – Это он! – указал он на человека, пытавшегося спуститься с верхних нар.