– Жив, - не стал уточнять подробности Морстен. Дварф угрюмо хмыкнул, вспоминая вчерашний бой, но смолчал. Вопрос о тактических манёврах и мёртвых кроликах, как бы сильно он его не беспокоил, подземный житель решил оставить при себе, а Гравейн не настаивал. Но искорку этого сомнения запомнил. Сотник Друмог, встреченный Темным, вкратце рассказал об инциденте, и о последовавшем примирении, обошедшемся в несколько бурдюков крепкой выпивки и головную боль наутро.
– Я сомневаюсь, что твой народ сможет двигаться вперёд с той же скоростью, а, главное, по тем узким тропам, что ждут нас в горах. Нам важна скорость, а крупные отряды её уменьшают.

Дварф открыл было рот, чтобы высказать своё гневное мнение, но наткнулся на пристальный немигающий взгляд Лаитан, и только кашлянул в кулак. Морстен, не меняясь в лице, продолжил:

– Но точно так же меня сдержали бы мои тхади. Потому, ты можешь либо оставить командование своим народом кому-то еще, либо двигаться вместе с ними, - Гравейн посмотрел на багроволицего дварфа, который стиснул рукоять своего топора, и кивнул.
– Думаю, ты выберешь первое. В таком случае, подбери себе уккуна поуже. Они не очень удобны для подземных воинов.

Поведение Матери начинало его раздражать. После пробежки по лесу и сражения она изменилась, и сменила гнев если не на милость, то на нейтралитет. Подобные перемены всегда подозрительны, и чаще всего скрывают двойное дно, из которого после может выпрыгнуть все, что угодно - от отравленного клинка в затылок до ядовитого скорпиона в сапог. Но пока Морстен решил подождать, и, при случае, который может выдаться, поговорить с Лаитан наедине, без лишних ушей и глаз. Он сжал пальцами в кармане подобранную чешуйку, размышляя, когда представится такой шанс.

Медноликая подошла к Гурруну и, склонившись, зашептала ему что-то на ухо, обращаясь больше к шлему, чем к бородачу. Сначала дварф выглядел недоверчивым, на его лице сминались паутинками пучки морщин, борода топорщилась и из нее доносилось ворчание. Но после нескольких слов, которые явно хотели расслышать и остальные, дварф расплылся в улыбке, хлопнул Лаитан по руке, будто старинного приятеля, и удалился прочь, весёлый и довольный. Из-под одежды Медноликой упали вниз блеснувшие в лучах солнца чешуйки. Морстен проследил за ними взглядом, а Лаитан, теперь чувствовавшая каждую минимальную потерю силы, зябко повела плечами.

– Что ты ему сказала, Медноликая?
– спросил властелин севера, неотрывно разглядывая место, куда упали чешуйки, и не глядя на Лаитан.

– Я напомнила ему, что под землёй нет узких троп, там можно двигаться с привычной скоростью и не трястись в седле. А ещё предложила подождать некоторое время приближающихся каменных фей и четырёх элементалов, следующих за нами из Трёхъязычья.

Ветрис пристально посмотрел на Лаитан.

– Откуда ты знаешь об этом?

Мать матерей поманила их за собой, взобралась на смотровую точку, откуда с возвышенности был виден лес неподалёку, и указала пальцем вперёд. Солнце как раз вставало за её спиной и не мешало обзору. Вверху, едва видимая взгляду, возвышалась тонкая ломаная линия, будто бы растущая с каждой минутой.

– Это что такое?
– протёр глаза варвар.

– Каменные феи строят мост над Гнилолесьем, а элементал воздуха помогает им держаться так высоко над землёй.

Медноликая чуяла элементалов, гонцов и представителей обречённого народа, сумевших выскользнуть из раздираемой междоусобной войной страны Трёхъязычья.

– Высшая мера глупости откровенного конца света...
– задумчиво высказался властелин Замка.
– Если к нам ещё бродячий цирк присоединится, я плюну на все и займусь фокусами.

– Скорее, не бродячий, а бродящий, - поправил его варвар.

– У меня уже один такой есть, - сплюнул ядовитой слюной на землю властелин и пошёл прочь. Лаитан отправилась собирать людей и ждать остальных у загонов с уккунами.

Привал у древесной деревни.

Они ехали быстро и почти не разговаривали, не считая тех моментов, когда высланные вперёд разведчики возвращались с докладом. Впрочем, доклады тоже передавались на ходу, что весьма осложняло полное понимание речи подданных Морстена. Долинцы общались только со своим командиром, и Лаитан начала подумывать о том, что варвары на то и варвары, чтобы до них смысл происходящего доходил не сразу и долго.

Из седел выпали только с наступлением ночи, едва успев заехать в стройную рощу высоких деревьев. Растения здесь были совершенно другими, пышными, здоровыми, дразнящими ноздри, когда в них залетала пыльца, своими цветущими кронами. В этих краях была поздняя весна, как подсказал Ветрис. Лаитан, никогда не выбиравшаяся так далеко за пределы Империи, молча принимала слова остальных, впитывая их и обучаясь на этом. Жаркая и засушливая Империя не могла похвастаться таким разнообразием растительности, и всё для Лаитан было новым и непривычным. Побывавшая далеко за пределами царства Киоми воспринимала разнообразие легче и как-то спокойней. Волосатые, вонючие и потные животные стояли поодаль, пощипывая траву с такой скоростью, словно не ели никогда вообще. А над ними, раскатившись от края до края, звенело ночными насекомыми далекое бездушное небо, усыпанное осколками прозрачных капель-звезд. Мигающие точки над головой, привлекшие внимание Лаитан еще тогда, когда только начало темнеть, теперь распустились разномастными светляками наверху. Прохлада томно обнимала за плечи, наваливаясь сонливостью и ломотой в натруженных мышцах, а Лаитан, до селе не видавшая никаких иных созвездий, кроме имперских, то и дело запрокидывала голову вверх. Будто там, далеко, в бескрайнем небытие ее звал далекий голос, томящий сердце и сжимавший в ладонях перепуганную душу, держащий в пальцах перепутанные нити судеб, среди которых где-то затерялась одна медная ниточка жизни Лаитан.